Спегальский Ю. П. Каменное зодчество Пскова. Л.,1976
Содержание
Часть вторая
Архитектурное творчество до XVIII века на Руси и, в частности, в Пскове находилось в руках мастеров-строителей, представителей широких масс трудового народа. Ремесла каменщика, плотника и другие строительные профессии были в те времена на Руси уделом только «низших» сословий. Искусству архитектуры этих мастеров не учили. Ему они научились на опыте работ поколений предшествовавших им таких же строителей и на собственном опыте. Псковские каменщики уже к XV веку достигли очень высокого технического и архитектурного мастерства и не теряли его до XVIII века.
Псковские каменщики XVII века получили в наследство от псковских мастеров XV—XVI веков не только совершенную технику постройки из камня на известковом растворе, прекрасное знание растворов, правильные способы кладки и перевязки, превосходное уменье строить своды и устраивать связи и представление о работе их, умение обрабатывать известковый камень, разбираться в его свойствах и использовать их, но также и уверенное владение архитектурно-художественными приемами, навыки образования архитектурных форм и декоративного убранства из псковских материалов.
Достижения предшествующей эпохи древнепсковского зодчества, основанные на творчестве таких же мастеров-каменщиков, хорошо понятные и близкие каменщикам XVII века, вооружили их испытанными архитектурными приемами, дали им уверенность в работе и опору для дальнейшего творчества. Их мышление как каменщиков все еще оставалось «каменщицким», но мы видим, как в творчестве эти «каменшицкие» черты не проявляют уже себя с такой смелостью и свежестью, как в XV—XVI веках.
В XV—XVI веках таким очень выигрышным приемом было решение барабана, сводов храма, различные системы плана храма, столбов и сводов, где творчество каменщиков развернулось с особой широтой и силой. XVII век не дал для каменщиков таких широких и, главное, свежих задач. Полет их воображения был более связан, поле деятельности, на которое они могли развернуться, сужено. Было запрещено коренным образом изменять и развивать типы церковной архитектуры. Сказалось и влияние купцов на городскую архитектуру XVII века. Однако гражданская архитектура Пскова продолжает развиваться и в XVII веке.
Коренные особенности творчества псковских зодчих определялись, с одной стороны, их социальным положением как представителе народных масс, обладавших свойственным простым трудовым людям образом мышления, а с другой стороны — содержанием и условиями их профессиональной деятельности.
Подход к архитектурному творчеству псковских зодчих не мог соответствовать и не соответствовал воззрениям и стремлениям господствующих эксплуататорских классов. Однако цельным законченным ясным взглядам русских каменщиков и плотников на архитектуру в то время, т. е. до конца XVII —начала XVIII веков, ни феодальная знать, ни духовенство, ни купечество не могли противопоставить вполне законченное свое собственное понимание архитектуры и ее задач.
При всей, казалось бы. достаточно большой возможности влиять на мастеров заказчики были в то время ограничены в их требованиях кругом тех известных им приемов и форм архитектуры, которые были выработаны русскими каменщиками и плотниками. До тех пор. пока заказчики не обращались прямо к примерам зарубежной архитектуры или к иноземным зодчим, границы этого круга могли раздвигаться лишь в результате творчества мастеров. Пользуясь трудом зодчих — людей чуждых им низших классов, привилегированные классы Руси не умели еще превращать их только в исполнителей продиктованной им воли и не были в состоянии создать своих приказчиков от архитектуры из представителей своего социального круга или выучеников, которым был бы привит соответствующий сознанию правящих классов образ мыслей.
Не следует, конечно, преувеличивать возможности самостоятельного творчества, предоставлявшиеся мастерам-строителям. Творчество их было чрезвычайно стеснено условиями социального заказа той эпохи, гнетом эксплуататоров, который не позволял народу развивать в полную силу его таланты. Социальный заказ направлял усилие мастеров на разрешение определенных задач и тем предопределял путь развития зодчества. Сталкиваясь с различными требованими заказчиков, мастера в общем были вынуждены выполнять их независимо от своего отношения к этим требованиям. И, тем не менее, каждая из построек, созданных русскими народными зодчими, являлась памятником их творчества, подлинным произведением народного искусства.
Противоположность классовых интересов, вражда господствующих к «низшим» сословиям, коренное различие в образе жизни, в воззрениях — все это прививало эксплуататорским классам России по мере того, как они все более укреплялись, враждебное отношение к народному творчеству и его проявлениям. Этот процесс, распространяясь на архитектуру, с железной неумолимостью приводил высшие слои русского общества к концу XVII в, На путь заимствования внешних форм архитектуры, созданной западноевропейской дворянской и буржуазной культурой, так как никакого другого практически возможного разрешения этого положения не существовало.
Заимствование культуры Запада становится открытым. Немецкие шкафы, стулья, часы, картины, заморская посуда и т. п. начинают проникать в дома богатых купцов. Наконец, среди богатейших купцов появляются такие, которые хотят, чтобы их палаты походили на постройки западноевропейских зодчих.
Однако памятники древнерусской архитектуры конца XVII века убедительно говорят о том, что даже в тех случаях, когда заказчик требовал от мастеров применения форм зарубежной архитектуры, русские каменщики до тех пор, пока они еще не были превращены в безгласных исполнителей архитектурных чертежей, всегда исполняли заимствованные из-за рубежа формы так, что они приобретали совершенно новый характер.
Русское зодчество и до XVIII века не было изолировано от архитектуры других народов, но было замкнуто. В гражданском зодчестве Пскова, например, можно найти черты, общие с гражданской архитектурой Западной Европы. Повалуши напоминают общие залы европейских домов. Такие приемы, как деревянные крытые галереи и балконы, деревянные тамбуры и междуэтажные лестницы, заключенные в деревянные перегородки и расположенные в залах или комнатах, устройство окон в нишах со скамьями по сторонам окна — общи и для Пскова и для Запада.
Черепичные покрытия гражданских зданий и устройство черепицы, применявшейся для этой цели в Пскове в XVII веке, подобны западным. Но русские мастера не стремились к заимствованию внешних форм, и все. что выходило из их рук, принимало ярко-выраженный местный русский характер. В XVIII веке правящие классы России поставили перед собою именно задачу перенесения форм.
Феодальное русское государство XVII в. приносило купечеству неисчислимые убытки, беспощадно ограничивало и подрывало рост его доходов и внушало ему постоянную тревогу. Купечество, не смея открыто бороться с феодальным государством, все же высказывало свое недовольство.
Критическое отношение к существующему общественному устройству Руси проникло и в среду феодалов. Представители высших феодальных кругов начали осознавать, что для того, чтобы не отстать от западноевропейских стран, необходимо поддерживать торговый капитал и промышленное предпринимательство, создавать широкие возможности для их развития. Такие идеи должны были находить особенно благоприятную почву в высших слоях купечества, так как они наиболее отвечали его интересам и соответствовали его тайным мечтам. Возможность исполнения этих тайных мечтаний связывалась с перенесением на русскую почву элементов западноевропейского общественного устройства, западноевропейской культуры.
Литература, описывающая другие страны, иной быт и нравы, все более и более распространяется среди купечества к концу XVII века. В скудных купеческих библиотеках к этому времени появляется переводная литература, а вместе с ней и русская сатирическая литература, которая иногда подвергала осмеянию феодальные порядки современной ей Руси.
Растущая любознательность и критическое отношение к собственному общественному устройству и культуре все глубже и крепче проникает в купеческую среду. Этому способствуют влияние и других слоев общества.
Отрицание идей официального церковного благочестия, аскетизма, обуздания плоти и постничества находит в среде купечества вполне благоприятную почву и с укреплением благосостояния купечества во второй половине XVII века и относительным упрочнением его положения в этой среде все более растет откровенная любовь к мирским «греховным» радостям и удовольствиям, к увеселениям, праздничным пирам и затейливым церемониям.
Интересы господствующих классов требовали теперь, чтобы архитектура не только прикрашивала действительность, но чтобы она представляла ее в совершенно извращенном виде, чтобы она служила средством подавления масс. Сказывалось стремление к своей особой культуре «для избранных», потребность отгородиться от народа, поставить себя «выше» народа, стремление скрыть от глаз народа свою подлинную сущность, свою истинную природу, перерядившись для этого в пышное маскарадное обличье. Все это требовало не тех архитекторов, которыми были русские каменщики, правдиво отражавшие в своих творениях все стороны и действительные условия жизни. Характер их творчества был не только чужд идеологии правящих классов, но и прямо противоречил их коренным классовым интересам и потребностям. Этим самым судьба этого творчества была предрешена. Возможность создавать архитектуру с начала XVIII века была окончательно отнята от представителей трудового народа и передана в руки привилегированных архитекторов.
* * *
Своеобразие культуры средневекового Пскова коренилось в тех чертах его общественного уклада, которые в полной мере установились лишь в XIV веке. В образовании этого уклада важнейшую роль сыграли не только раннее развитие ремесленного производства и сравнительная слабость боярского землевладения в псковской земле, но и высокие моральные качества простых псковичей — их твердость и отвага, единение перед лицом врагов и верность родине.
Псков не знал столь резких имущественных контрастов, какие были характерны для других городов Руси, в частности и для его «старшего брата» — Господина Великого Новгорода. Это имело важное значение и отразилось на характере псковской культуры. Труд многих поколений древних псковичей дал такие результаты, которые не смогли стереть с лица земли ни стихийные бедствия, ни ломки, ни перестройки, ни последствия коренных изменений во вкусах горожан.
К середине XIX века, то есть к той поре, когда русская старина начала привлекать к себе внимание ученых, от архитектуры древнего Пскова на поверхности земли сохранилась лишь незначительная часть древних сооружений, которыми пользовались новые поколения псковичей, приспособлявшие их к своим новым потребностям и вкусам. Удивляясь теперь прочности все еще существующих древних псковских зданий, нужно в то же время отдавать себе достаточно ясный отчет в том, что они утратили свой первоначальный вид и разгадать его бывает порой очень трудно.
Представить себе, как меняется из века в век облик древних псковских храмов, можно на примере церкви Николы на Усохе в разные периоды ее существования с XVI по XX век. Разницу между первоначальным состоянием древнепсковского гражданского здания и его видом в начале XX века видно по чертежам Вторых палат Меншиковых. Столь разительные изменения — отнюдь не исключение, наоборот, они характерны для памятников Пскова, а церковь Николы на Усохе и Вторые палаты Меншиковых всегда признавались наиболее сохранившимися зданиями.
Однако, как это ни удивительно на первый взгляд, исследователи Пскова, восторгавшиеся остатками псковской старины, очарованные тем ощущением древности, которое вызывают эти памятники, никогда в должной степени не догадывались, насколько в действительности искажены эти древние сооружения. И даже теперь представление об архитектуре и искусстве древнего Пскова все еще продолжает строиться во многом на тех впечатлениях, которые дают остатки древностей в их нынешнем состоянии.
Такое положение отразилось и на широких обобщениях, относящихся к архитектуре древнего Пскова. Переделки псковских храмов, продолжавшиеся на протяжении нескольких столетий, в конце концов придали разновременным и разнотипным зданиям почти одинаковый облик, уничтожили или скрыли многие из тех особенностей, которые позволили бы судить о развитии древнепсковской церковной архитектуры. Это способствовало неверной датировке многих памятников и утверждению несправедливого мнения о якобы крайне медленном и весьма ограниченном развитии, почти неподвижности псковской архитектуры с XIV по XVIII век. Наибольшую ценность в памятниках Пскова представляют не наносные черты, а то подлинное, что было заложено в них первоначальными создателями.
- От составителя
- Предисловие
- Часть первая. Зодчество псковских каменщиков и первые шатровые и столпообразные постройки
- Техника псковских каменщиков
- Работа псковских каменщиков "за рубежом"
- Появление псковской школы архитектуры
- Целесообразность в выборе псковского храма
- Происхождение шатровых храмов
- Современное состояние вопроса о происхождении и взаимном влиянии приёмов и форм каменных и деревянных построекЧасть вторая.
- Становление и развитие псковской школы зодчества
- Постройки псковских зодчих XIV и первой половины XV века — эпохи становления самобытных черт древнепсковского искусства.
- Постройки псковских зодчих эпохи зрелости искусства Пскова (вторая половина XV—XVIвеков).
- Постройки псковских зодчих заключительного периода развития древнепсковского искусства (XVII век)
Часть вторая
[center]СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ПСКОВСКОЙ ШКОЛЫ ЗОДЧЕСТВА (САМОБЫТНЫЕ ЧЕРТЫ ТВОРЧЕСТВА ПСКОВСКИХ КАМЕНЩИКОВ ПО ПОСТРОЙКАМ XIV—XVII ВЕКОВ).
[/center]Архитектурное творчество до XVIII века на Руси и, в частности, в Пскове находилось в руках мастеров-строителей, представителей широких масс трудового народа. Ремесла каменщика, плотника и другие строительные профессии были в те времена на Руси уделом только «низших» сословий. Искусству архитектуры этих мастеров не учили. Ему они научились на опыте работ поколений предшествовавших им таких же строителей и на собственном опыте. Псковские каменщики уже к XV веку достигли очень высокого технического и архитектурного мастерства и не теряли его до XVIII века.
Псковские каменщики XVII века получили в наследство от псковских мастеров XV—XVI веков не только совершенную технику постройки из камня на известковом растворе, прекрасное знание растворов, правильные способы кладки и перевязки, превосходное уменье строить своды и устраивать связи и представление о работе их, умение обрабатывать известковый камень, разбираться в его свойствах и использовать их, но также и уверенное владение архитектурно-художественными приемами, навыки образования архитектурных форм и декоративного убранства из псковских материалов.
Достижения предшествующей эпохи древнепсковского зодчества, основанные на творчестве таких же мастеров-каменщиков, хорошо понятные и близкие каменщикам XVII века, вооружили их испытанными архитектурными приемами, дали им уверенность в работе и опору для дальнейшего творчества. Их мышление как каменщиков все еще оставалось «каменщицким», но мы видим, как в творчестве эти «каменшицкие» черты не проявляют уже себя с такой смелостью и свежестью, как в XV—XVI веках.
В XV—XVI веках таким очень выигрышным приемом было решение барабана, сводов храма, различные системы плана храма, столбов и сводов, где творчество каменщиков развернулось с особой широтой и силой. XVII век не дал для каменщиков таких широких и, главное, свежих задач. Полет их воображения был более связан, поле деятельности, на которое они могли развернуться, сужено. Было запрещено коренным образом изменять и развивать типы церковной архитектуры. Сказалось и влияние купцов на городскую архитектуру XVII века. Однако гражданская архитектура Пскова продолжает развиваться и в XVII веке.
Коренные особенности творчества псковских зодчих определялись, с одной стороны, их социальным положением как представителе народных масс, обладавших свойственным простым трудовым людям образом мышления, а с другой стороны — содержанием и условиями их профессиональной деятельности.
Подход к архитектурному творчеству псковских зодчих не мог соответствовать и не соответствовал воззрениям и стремлениям господствующих эксплуататорских классов. Однако цельным законченным ясным взглядам русских каменщиков и плотников на архитектуру в то время, т. е. до конца XVII —начала XVIII веков, ни феодальная знать, ни духовенство, ни купечество не могли противопоставить вполне законченное свое собственное понимание архитектуры и ее задач.
При всей, казалось бы. достаточно большой возможности влиять на мастеров заказчики были в то время ограничены в их требованиях кругом тех известных им приемов и форм архитектуры, которые были выработаны русскими каменщиками и плотниками. До тех пор. пока заказчики не обращались прямо к примерам зарубежной архитектуры или к иноземным зодчим, границы этого круга могли раздвигаться лишь в результате творчества мастеров. Пользуясь трудом зодчих — людей чуждых им низших классов, привилегированные классы Руси не умели еще превращать их только в исполнителей продиктованной им воли и не были в состоянии создать своих приказчиков от архитектуры из представителей своего социального круга или выучеников, которым был бы привит соответствующий сознанию правящих классов образ мыслей.
Не следует, конечно, преувеличивать возможности самостоятельного творчества, предоставлявшиеся мастерам-строителям. Творчество их было чрезвычайно стеснено условиями социального заказа той эпохи, гнетом эксплуататоров, который не позволял народу развивать в полную силу его таланты. Социальный заказ направлял усилие мастеров на разрешение определенных задач и тем предопределял путь развития зодчества. Сталкиваясь с различными требованими заказчиков, мастера в общем были вынуждены выполнять их независимо от своего отношения к этим требованиям. И, тем не менее, каждая из построек, созданных русскими народными зодчими, являлась памятником их творчества, подлинным произведением народного искусства.
Противоположность классовых интересов, вражда господствующих к «низшим» сословиям, коренное различие в образе жизни, в воззрениях — все это прививало эксплуататорским классам России по мере того, как они все более укреплялись, враждебное отношение к народному творчеству и его проявлениям. Этот процесс, распространяясь на архитектуру, с железной неумолимостью приводил высшие слои русского общества к концу XVII в, На путь заимствования внешних форм архитектуры, созданной западноевропейской дворянской и буржуазной культурой, так как никакого другого практически возможного разрешения этого положения не существовало.
Заимствование культуры Запада становится открытым. Немецкие шкафы, стулья, часы, картины, заморская посуда и т. п. начинают проникать в дома богатых купцов. Наконец, среди богатейших купцов появляются такие, которые хотят, чтобы их палаты походили на постройки западноевропейских зодчих.
Однако памятники древнерусской архитектуры конца XVII века убедительно говорят о том, что даже в тех случаях, когда заказчик требовал от мастеров применения форм зарубежной архитектуры, русские каменщики до тех пор, пока они еще не были превращены в безгласных исполнителей архитектурных чертежей, всегда исполняли заимствованные из-за рубежа формы так, что они приобретали совершенно новый характер.
Русское зодчество и до XVIII века не было изолировано от архитектуры других народов, но было замкнуто. В гражданском зодчестве Пскова, например, можно найти черты, общие с гражданской архитектурой Западной Европы. Повалуши напоминают общие залы европейских домов. Такие приемы, как деревянные крытые галереи и балконы, деревянные тамбуры и междуэтажные лестницы, заключенные в деревянные перегородки и расположенные в залах или комнатах, устройство окон в нишах со скамьями по сторонам окна — общи и для Пскова и для Запада.
Черепичные покрытия гражданских зданий и устройство черепицы, применявшейся для этой цели в Пскове в XVII веке, подобны западным. Но русские мастера не стремились к заимствованию внешних форм, и все. что выходило из их рук, принимало ярко-выраженный местный русский характер. В XVIII веке правящие классы России поставили перед собою именно задачу перенесения форм.
Феодальное русское государство XVII в. приносило купечеству неисчислимые убытки, беспощадно ограничивало и подрывало рост его доходов и внушало ему постоянную тревогу. Купечество, не смея открыто бороться с феодальным государством, все же высказывало свое недовольство.
Критическое отношение к существующему общественному устройству Руси проникло и в среду феодалов. Представители высших феодальных кругов начали осознавать, что для того, чтобы не отстать от западноевропейских стран, необходимо поддерживать торговый капитал и промышленное предпринимательство, создавать широкие возможности для их развития. Такие идеи должны были находить особенно благоприятную почву в высших слоях купечества, так как они наиболее отвечали его интересам и соответствовали его тайным мечтам. Возможность исполнения этих тайных мечтаний связывалась с перенесением на русскую почву элементов западноевропейского общественного устройства, западноевропейской культуры.
Литература, описывающая другие страны, иной быт и нравы, все более и более распространяется среди купечества к концу XVII века. В скудных купеческих библиотеках к этому времени появляется переводная литература, а вместе с ней и русская сатирическая литература, которая иногда подвергала осмеянию феодальные порядки современной ей Руси.
Растущая любознательность и критическое отношение к собственному общественному устройству и культуре все глубже и крепче проникает в купеческую среду. Этому способствуют влияние и других слоев общества.
Отрицание идей официального церковного благочестия, аскетизма, обуздания плоти и постничества находит в среде купечества вполне благоприятную почву и с укреплением благосостояния купечества во второй половине XVII века и относительным упрочнением его положения в этой среде все более растет откровенная любовь к мирским «греховным» радостям и удовольствиям, к увеселениям, праздничным пирам и затейливым церемониям.
Интересы господствующих классов требовали теперь, чтобы архитектура не только прикрашивала действительность, но чтобы она представляла ее в совершенно извращенном виде, чтобы она служила средством подавления масс. Сказывалось стремление к своей особой культуре «для избранных», потребность отгородиться от народа, поставить себя «выше» народа, стремление скрыть от глаз народа свою подлинную сущность, свою истинную природу, перерядившись для этого в пышное маскарадное обличье. Все это требовало не тех архитекторов, которыми были русские каменщики, правдиво отражавшие в своих творениях все стороны и действительные условия жизни. Характер их творчества был не только чужд идеологии правящих классов, но и прямо противоречил их коренным классовым интересам и потребностям. Этим самым судьба этого творчества была предрешена. Возможность создавать архитектуру с начала XVIII века была окончательно отнята от представителей трудового народа и передана в руки привилегированных архитекторов.
* * *
Своеобразие культуры средневекового Пскова коренилось в тех чертах его общественного уклада, которые в полной мере установились лишь в XIV веке. В образовании этого уклада важнейшую роль сыграли не только раннее развитие ремесленного производства и сравнительная слабость боярского землевладения в псковской земле, но и высокие моральные качества простых псковичей — их твердость и отвага, единение перед лицом врагов и верность родине.
Псков не знал столь резких имущественных контрастов, какие были характерны для других городов Руси, в частности и для его «старшего брата» — Господина Великого Новгорода. Это имело важное значение и отразилось на характере псковской культуры. Труд многих поколений древних псковичей дал такие результаты, которые не смогли стереть с лица земли ни стихийные бедствия, ни ломки, ни перестройки, ни последствия коренных изменений во вкусах горожан.
К середине XIX века, то есть к той поре, когда русская старина начала привлекать к себе внимание ученых, от архитектуры древнего Пскова на поверхности земли сохранилась лишь незначительная часть древних сооружений, которыми пользовались новые поколения псковичей, приспособлявшие их к своим новым потребностям и вкусам. Удивляясь теперь прочности все еще существующих древних псковских зданий, нужно в то же время отдавать себе достаточно ясный отчет в том, что они утратили свой первоначальный вид и разгадать его бывает порой очень трудно.
Представить себе, как меняется из века в век облик древних псковских храмов, можно на примере церкви Николы на Усохе в разные периоды ее существования с XVI по XX век. Разницу между первоначальным состоянием древнепсковского гражданского здания и его видом в начале XX века видно по чертежам Вторых палат Меншиковых. Столь разительные изменения — отнюдь не исключение, наоборот, они характерны для памятников Пскова, а церковь Николы на Усохе и Вторые палаты Меншиковых всегда признавались наиболее сохранившимися зданиями.
Однако, как это ни удивительно на первый взгляд, исследователи Пскова, восторгавшиеся остатками псковской старины, очарованные тем ощущением древности, которое вызывают эти памятники, никогда в должной степени не догадывались, насколько в действительности искажены эти древние сооружения. И даже теперь представление об архитектуре и искусстве древнего Пскова все еще продолжает строиться во многом на тех впечатлениях, которые дают остатки древностей в их нынешнем состоянии.
Такое положение отразилось и на широких обобщениях, относящихся к архитектуре древнего Пскова. Переделки псковских храмов, продолжавшиеся на протяжении нескольких столетий, в конце концов придали разновременным и разнотипным зданиям почти одинаковый облик, уничтожили или скрыли многие из тех особенностей, которые позволили бы судить о развитии древнепсковской церковной архитектуры. Это способствовало неверной датировке многих памятников и утверждению несправедливого мнения о якобы крайне медленном и весьма ограниченном развитии, почти неподвижности псковской архитектуры с XIV по XVIII век. Наибольшую ценность в памятниках Пскова представляют не наносные черты, а то подлинное, что было заложено в них первоначальными создателями.
---