Смысловые подходы к определению толерантности
«Люди, испытавшие фрустрации, обладающие высокими притязаниями, но лишенные возможности их реализовать, склонны к радикализму, экстремизму и, в итоге, к терроризму», - пишет Д.Б.Ольшанский . Вместе с тем, как считают Л.Дробижева и Э.Паин, «политический экстремизм всегда содержит в себе зерно ксенофобии, но относится к явлениям социально более узким и, в отличие от преимущественно стихийной ксенофобии, более организованным» . В связи с этим авторы выделяют этнический и религиозный экстремизм. Предпосылки этнического и религиозного экстремизма появляются за счет изменений социального статуса на личностном уровне, роста этнической агрессии, неприязни и страха перед чужими.
Исследования личностных особенностей людей, склонных к экстремистским и террористическим действиям показывают, что личность террориста – это постоянное непрерывное психологическое движение. Такие внешние характеристики, как целостность или целеустремленность, - это всего лишь фиксированные моменты психологической неустойчивости, подчас достигающей даже уровня ненормальности . Важнейшим фактором экстремального поведения является именно нестабильность самооценки, неважно, завышенная она или заниженная, важно, что она неустойчивая. К числу базовых качеств, которые определяют основные требования к террористу, Д.В. Ольшанский относит преданность своему делу и организации, готовность к самопожертвованию, выдержанность, повиновение, конспиративность, коллективизм (как способность быть в хороших отношениях со всеми членами своей группы).
Иными словами, подчеркивается, что террорист, с одной стороны, личностно неустойчив, с другой – очень зависим от группы, с которой он себя идентифицирует. Развивая эту мысль далее, мы выдвигаем предположение о том, что личностная и групповая идентичность в случае интолерантности находятся в реципрокных отношениях, а в случае толерантности - синергичны.
Частично наше предположение подтверждается на уровне эмпирических данных, полученных в исследованиях, посвященных изучению связи культурной дистанции и этнической толерантности в миграционных процессах (А.Фарнхэм, С.Бочнер ) и проявлению позитивной этнической идентичности и толерантности в многонациональных сообществах (Дж.Бери, М.Плизент ). Комментируя результаты этих исследований, Н.Лебедева уточняет, что положительная линейная связь между культурной дистанцией и этнической толерантностью характерна только для культурно-гомогенных групп (изучались русские старожилы Закавказья), в то время как для групп, разрушенных и неоднородных в культурном отношении, связь носит нелинейный характер (с интолерантностью связан средний уровень культурной дистанции). Относительно связи между позитивной этнической идентичностью и толерантностью автором отмечается, что эта связь оказывается таковой и даже носит характер социально-психологического закона лишь в норме; неблагоприятные социально-политические условия, изменяющие групповое сознание, ведут к возникновению обратной связи, к активизации механизмов психологической защиты, к росту негативных гетеростереотипов.
Д.Мацумото подчеркивает, что отношение к «своим» и «чужим» во многом определяется различием в групповом членстве в двух типах культур – коллективистической и индивидуалистической. Поясняя подчеркиваемые различия в отношениях, автор приводит данные двух исследований, первое из которых было проведено Гудвином и Ли (Goodwin and Lee, 1994), второе – Уиллером, Рейсом и Бондом (Wheeler, Reis and Bond, 1989).
В первом исследовании изучалось отношение британских и сингапурских студентов к разновидностям табуированного поведения. По результатам опроса британские студенты проявили большую готовность обсуждать с друзьями запретные темы, чем их китайские сверстники. Это говорит о том, что в коллективистической культуре больше заботятся о гармоничности внутригрупповых отношений. Во втором исследовании участники опроса из США и Гонконга регистрировали свои взаимодействия с окружающими в течение двух недель по системе Рочестера (регистрировались все диалоги, длившиеся более 10 минут, с указанием времени и длительности общения, характера общения и его участников). В результате исследования было обнаружено, что студенты из Гонконга имели меньше взаимодействий с окружающими, но эти взаимодействия были более длительными, чем у американских студентов. Китайские студенты больше общались с членами своей группы, и общение было более искренним. Эти эксперименты показывают, что можно говорить о двух разных проявлениях толерантности: «вглубь», через «сходство со своими», и «вширь», через преодоление «различий с другими».
Обобщая большое количество эмпирических исследований, авторы коллективной монографии, посвященной межкультурному диалогу и этнокультурной компетентности, в качестве универсальных социально-психологических факторов, влияющих на проявление этнической толерантности-интолерантности в сфере межгруппового взаимодействия и взаимовосприятия выделяют: позитивность-негативность этнической и конфессиональной идентичности; четкость-амбивалентность этнической и конфессиональной идентичности; величину культурной дистанции; степень религиозности; длительность совместного проживания, а также - степень этнокультурной компетентности; психологическую готовность к межкультурному и меконфессиональному диалогу; опыт и навыки межкультурного взаимопонимания и взаимодействия.
Г.У.Солдатова с соавторами, отмечая эффективность тренингов толерантности, приводит данные о значимых различиях индекса толерантности у студентов Дагестанского государственного университета, измеренного у них до и после тренинга (среднее значение после тренинга – 90,3 балла при норме для этой выборки – 80,2 балла). При этом отмечается, что наибольшие изменения в результате тренинга на этой выборке претерпела именно этническая толерантность. Толерантность как черта личности проявилась несколько слабее. Самые низкие показатели были выявлены по шкале социальной толерантности. Получившиеся результаты авторы объясняют тем, что последняя шкала включала вопросы, связанные не столько с «отвлеченными понятиями», сколько с конкретными социальными характеристиками и процессами. Не исключают авторы также и возможное влияние на студентов фактора «социальной желательности» (использовался опросник «Индекс толерантности»).
Об эмпирической проверке эффективности специально разработанных культурных ассимиляторов для участников русско-кавказского взаимодействия пишет Н.М.Лебедева с соавторами.
В литературе, посвященной процессам адаптации к новой культуре и особенностям построения межкультурного взаимодействия большое внимание уделяется исследованиям эмигрантов – переселенцев из одной страны в другую. Исследования, проведенные кафедрой социальной психологии Санкт-Петербургского университета, показали, что эмигранты из России в Германии отличаются пониженной толерантностью, но повышенной агрессивностью, активностью, энергией. Л.Г.Почебут комментирует эти данные так: эти качества необходимы людям, которые приезжают в другую страну и хотят занять в ней достойное место. В этой связи, считает Л.Г.Почебут, нужно говорить не просто о толерантности как терпимом отношении к другим людям, а о более сложном отношении – об ассертивности, то есть, об умении человека или группы людей защищать свои права, свою этническую общность, свое суверенное государство. Соответственно, в практическом плане необходимо учить людей не только терпимо, толерантно относиться к иным этническим, социальным, профессиональным группам, но и защищать свои интересы правовыми способами, учитывая и соблюдая интересы других людей.
В большом исследовании Н.С.Хрусталевой, посвященном изучению российских женщин в эмиграции, на примере Германии даются описания типичных психологических проблем, особенностей адаптации и формирования социальных отношений в трех типологических группах женщин из России и стран СНГ:
1) группа «эмигрантки» («еврейская эмиграция» и политические беженцы) – отличаются самой низкой степенью вживаемости в немецкое общество; 68% женщин после проживания 4-5 лет в Германии не могут свободно общаться на немецком языке; группа представляет свою устойчивую социально-коммуникативную среду и не перемешивается с другими группами, как бы продолжая жить в «русском гетто», но при этом сохраняя свою индивидуальность и отчасти психологическую независимость;
2) группа «иностранки» (приехали в Германию на постоянное место жительства в качестве жен немцев) – эффективность адаптации самая динамичная; мотивированы на скорейшее соответствие немецкой среде, быстро овладевают немецкой речью, быстро входят в информационно-коммуникативные структуры общества, усваивают уклад немецкой жизни с ее традициями, праздниками, культурными ценностями, правилами поведения, «застревая» при этом между двух культур и становясь маргиналами или «промежуточными личностями»;
3) группа «переселенки» (этнические немцы) – сочетают в себе особенности первых двух групп; мотивированы на быструю адаптацию, так как сразу получают немецкое гражданство, но результатов достигают незначительных, поскольку, как и представители первой группы, живут поначалу в «русском гетто», с трудом заводят дружеские контакты с местным населением, не могут найти работу, позволяющую быстро преодолеть языковый барьер; кроме того, представители этой группы более других основательны и не позволяют себе расслабляться, что способствует накапливанию у них постоянного психического напряжения.
Исследования личностных особенностей людей, склонных к экстремистским и террористическим действиям показывают, что личность террориста – это постоянное непрерывное психологическое движение. Такие внешние характеристики, как целостность или целеустремленность, - это всего лишь фиксированные моменты психологической неустойчивости, подчас достигающей даже уровня ненормальности . Важнейшим фактором экстремального поведения является именно нестабильность самооценки, неважно, завышенная она или заниженная, важно, что она неустойчивая. К числу базовых качеств, которые определяют основные требования к террористу, Д.В. Ольшанский относит преданность своему делу и организации, готовность к самопожертвованию, выдержанность, повиновение, конспиративность, коллективизм (как способность быть в хороших отношениях со всеми членами своей группы).
Иными словами, подчеркивается, что террорист, с одной стороны, личностно неустойчив, с другой – очень зависим от группы, с которой он себя идентифицирует. Развивая эту мысль далее, мы выдвигаем предположение о том, что личностная и групповая идентичность в случае интолерантности находятся в реципрокных отношениях, а в случае толерантности - синергичны.
Частично наше предположение подтверждается на уровне эмпирических данных, полученных в исследованиях, посвященных изучению связи культурной дистанции и этнической толерантности в миграционных процессах (А.Фарнхэм, С.Бочнер ) и проявлению позитивной этнической идентичности и толерантности в многонациональных сообществах (Дж.Бери, М.Плизент ). Комментируя результаты этих исследований, Н.Лебедева уточняет, что положительная линейная связь между культурной дистанцией и этнической толерантностью характерна только для культурно-гомогенных групп (изучались русские старожилы Закавказья), в то время как для групп, разрушенных и неоднородных в культурном отношении, связь носит нелинейный характер (с интолерантностью связан средний уровень культурной дистанции). Относительно связи между позитивной этнической идентичностью и толерантностью автором отмечается, что эта связь оказывается таковой и даже носит характер социально-психологического закона лишь в норме; неблагоприятные социально-политические условия, изменяющие групповое сознание, ведут к возникновению обратной связи, к активизации механизмов психологической защиты, к росту негативных гетеростереотипов.
Д.Мацумото подчеркивает, что отношение к «своим» и «чужим» во многом определяется различием в групповом членстве в двух типах культур – коллективистической и индивидуалистической. Поясняя подчеркиваемые различия в отношениях, автор приводит данные двух исследований, первое из которых было проведено Гудвином и Ли (Goodwin and Lee, 1994), второе – Уиллером, Рейсом и Бондом (Wheeler, Reis and Bond, 1989).
В первом исследовании изучалось отношение британских и сингапурских студентов к разновидностям табуированного поведения. По результатам опроса британские студенты проявили большую готовность обсуждать с друзьями запретные темы, чем их китайские сверстники. Это говорит о том, что в коллективистической культуре больше заботятся о гармоничности внутригрупповых отношений. Во втором исследовании участники опроса из США и Гонконга регистрировали свои взаимодействия с окружающими в течение двух недель по системе Рочестера (регистрировались все диалоги, длившиеся более 10 минут, с указанием времени и длительности общения, характера общения и его участников). В результате исследования было обнаружено, что студенты из Гонконга имели меньше взаимодействий с окружающими, но эти взаимодействия были более длительными, чем у американских студентов. Китайские студенты больше общались с членами своей группы, и общение было более искренним. Эти эксперименты показывают, что можно говорить о двух разных проявлениях толерантности: «вглубь», через «сходство со своими», и «вширь», через преодоление «различий с другими».
Обобщая большое количество эмпирических исследований, авторы коллективной монографии, посвященной межкультурному диалогу и этнокультурной компетентности, в качестве универсальных социально-психологических факторов, влияющих на проявление этнической толерантности-интолерантности в сфере межгруппового взаимодействия и взаимовосприятия выделяют: позитивность-негативность этнической и конфессиональной идентичности; четкость-амбивалентность этнической и конфессиональной идентичности; величину культурной дистанции; степень религиозности; длительность совместного проживания, а также - степень этнокультурной компетентности; психологическую готовность к межкультурному и меконфессиональному диалогу; опыт и навыки межкультурного взаимопонимания и взаимодействия.
Г.У.Солдатова с соавторами, отмечая эффективность тренингов толерантности, приводит данные о значимых различиях индекса толерантности у студентов Дагестанского государственного университета, измеренного у них до и после тренинга (среднее значение после тренинга – 90,3 балла при норме для этой выборки – 80,2 балла). При этом отмечается, что наибольшие изменения в результате тренинга на этой выборке претерпела именно этническая толерантность. Толерантность как черта личности проявилась несколько слабее. Самые низкие показатели были выявлены по шкале социальной толерантности. Получившиеся результаты авторы объясняют тем, что последняя шкала включала вопросы, связанные не столько с «отвлеченными понятиями», сколько с конкретными социальными характеристиками и процессами. Не исключают авторы также и возможное влияние на студентов фактора «социальной желательности» (использовался опросник «Индекс толерантности»).
Об эмпирической проверке эффективности специально разработанных культурных ассимиляторов для участников русско-кавказского взаимодействия пишет Н.М.Лебедева с соавторами.
В литературе, посвященной процессам адаптации к новой культуре и особенностям построения межкультурного взаимодействия большое внимание уделяется исследованиям эмигрантов – переселенцев из одной страны в другую. Исследования, проведенные кафедрой социальной психологии Санкт-Петербургского университета, показали, что эмигранты из России в Германии отличаются пониженной толерантностью, но повышенной агрессивностью, активностью, энергией. Л.Г.Почебут комментирует эти данные так: эти качества необходимы людям, которые приезжают в другую страну и хотят занять в ней достойное место. В этой связи, считает Л.Г.Почебут, нужно говорить не просто о толерантности как терпимом отношении к другим людям, а о более сложном отношении – об ассертивности, то есть, об умении человека или группы людей защищать свои права, свою этническую общность, свое суверенное государство. Соответственно, в практическом плане необходимо учить людей не только терпимо, толерантно относиться к иным этническим, социальным, профессиональным группам, но и защищать свои интересы правовыми способами, учитывая и соблюдая интересы других людей.
В большом исследовании Н.С.Хрусталевой, посвященном изучению российских женщин в эмиграции, на примере Германии даются описания типичных психологических проблем, особенностей адаптации и формирования социальных отношений в трех типологических группах женщин из России и стран СНГ:
1) группа «эмигрантки» («еврейская эмиграция» и политические беженцы) – отличаются самой низкой степенью вживаемости в немецкое общество; 68% женщин после проживания 4-5 лет в Германии не могут свободно общаться на немецком языке; группа представляет свою устойчивую социально-коммуникативную среду и не перемешивается с другими группами, как бы продолжая жить в «русском гетто», но при этом сохраняя свою индивидуальность и отчасти психологическую независимость;
2) группа «иностранки» (приехали в Германию на постоянное место жительства в качестве жен немцев) – эффективность адаптации самая динамичная; мотивированы на скорейшее соответствие немецкой среде, быстро овладевают немецкой речью, быстро входят в информационно-коммуникативные структуры общества, усваивают уклад немецкой жизни с ее традициями, праздниками, культурными ценностями, правилами поведения, «застревая» при этом между двух культур и становясь маргиналами или «промежуточными личностями»;
3) группа «переселенки» (этнические немцы) – сочетают в себе особенности первых двух групп; мотивированы на быструю адаптацию, так как сразу получают немецкое гражданство, но результатов достигают незначительных, поскольку, как и представители первой группы, живут поначалу в «русском гетто», с трудом заводят дружеские контакты с местным населением, не могут найти работу, позволяющую быстро преодолеть языковый барьер; кроме того, представители этой группы более других основательны и не позволяют себе расслабляться, что способствует накапливанию у них постоянного психического напряжения.