В психологических исследованиях активно используется довольно ограниченный набор относительно новых отечественных и относительно недавно переведенных зарубежных психологических тестов, нацеленных на исследование тех или иных аспектов, видов или типов толерантности. Данных об использовании для исследования толерантности метода эксперимента в литературе совсем мало (преимущественно в рамках исследований по педагогической психологии). Количественно-ориентированные исследовательские парадигмы явно преобладают над парадигмами, имеющими в своей основе качественные методы исследования (количество последних возрастает преимущественно за счет использования психолого-лингвистических методов анализа текстов, например, в исследованиях толерантности средств массовой информации или при проведении экспертизы текстов экстремистской направленности).
Тем не менее, несмотря на такое разнообразие исследовательских подходов и связанных с ними исследовательских целей, можно попытаться систематизировать накопленные эмпирические результаты и сравнить наиболее интересные выводы, сделанные авторами исследований.
Начнем анализ с двух исследований, связанных с изучением социально-экономической толерантности. Первое из них касается имиджа бизнеса в глазах общественного мнения, второе – отношений между властью и бизнесом, между самими предпринимателями.
Первое исследование было проведено методом опроса. Спрашивали об отношении населения к предпринимателям. Результаты опроса, - пишет Г.Дилигенский , - свидетельствуют, на первый взгляд, о вполне удовлетворительном имидже бизнеса в российском массовом сознании. 58% опрошенных относятся к предпринимателям положительно, а отрицательно – в два раза меньше, только 28%. Большинство, 54%, считают, что деятельность предпринимателей приносит России пользу, а 24% придерживаются противоположной точки зрения – она наносит вред. 45% против 40% хотели бы, чтобы их дети или внуки занялись предпринимательством. Причем, автор отмечает, что положительное отношение к предпринимателям преобладает у наиболее активных, динамичных и образованных категорий населения.
Однако картина несколько меняется, - продолжает автор, - если обратить внимание на другие данные того же опроса. Так, на вопрос: «Чем занимаются предприниматели, в чем состоит их работа?» ответы распределились так: 26% - зарабатывают деньги (например, «бабки заколачивают», «деньги гребут»), 23% - спекулируют, занимаются перекупкой («купят за копейку, продают за рубль»), 11% - торгуют, 8% - обманывают народ, воруют. Акцент на спекулятивный, непроизводительный характер предпринимательства звучал почти в половине ответов. Автор объясняет это тем, что у среднего россиянина предприниматель ассоциируется преимущественно с мелкими предприятиями, которые и относятся преимущественно к сфере торговли. А торговля в России традиционно связывается с мошенничеством, обманом.
Опираясь на полученные данные, автор делает вывод о противоречивости, даже алогичности, свойственной структуре массового сознания. Функционально бизнесмены и предприниматели оцениваются позитивно, а морально-этически – негативно. В итоге – имидж бизнеса в массовом сознании предстает расколотым, лишенным целостности и единства. Соответственно, серьезная задача для бизнеса сегодня – состыковка и примирение между функциональным и морально-ценностным модусами его восприятия. И в качестве эффективного способа такой состыковки автор видит развитие идеологии и практики социальной ответственности бизнеса.
Другое исследование – это данные ВЦИОМ по мониторингу общественного мнения в интерпретации В.В. Шалина . Данные говорят о снижении уровня толерантности по «вертикальной оси» социального «устройства»: между представителями малообеспеченных и высокообеспеченных групп населения, руководителями и подчиненными, элитами и массами (берется динамика с 1992 по 1999 годы). Соглашаясь с тем, что трудно назвать толерантными отношения между властью и бизнесом, между самими предпринимателями, В.В.Шалин все же пишет: «… здесь наблюдаются определенные сдвиги – отсутствие четких правил взаимодействия начинает все больше сказываться на эффективности деятельности - как власти, так и бизнеса. К сожалению, автор не указывает эмпирических обоснований своих выводов. Вместе с тем, судя по другим данным , фактически ситуация все еще далека от толерантного будущего. Одной из рекомендаций, явно обещающей снизить интолерантность в области развития конкуренции в бизнесе, является создание консорциумов и стратегических альянсов, цель которых – координация предпринимательской деятельности, требующей больших финансовых и материальных ресурсов. В качестве явных преимуществ этих стратегических альянсов называют сокращение продолжительности научно-производственного и маркетингового цикла, облегчение доступа к зарубежным рынкам и каналам сбыта продукции. Психологическая сущность альянсов заключается в том, что они представляют собой уникальную форму взаимодействия (совместного действия), изменяющую сам характер внутрифирменных отношений: они совмещают сотрудничество и партнерство в развитии существующих и формировании новых рынков с ожесточенной конкуренцией в глобальных масштабах. Конечно, пока на стратегические альянсы могут отважиться только очень серьезные международные кампании. Что же касается уровня толерантности в сфере бизнеса в нашей стране, то мы пока еще активно обсуждаем вопрос о «девиантном поведении субъектов хозяйственной деятельности», хотя в последнее время стали говорить о принципиальных отличиях в отношении к представителям малого, среднего и крупного бизнеса в России. Вероятно, это и правильно, поскольку социальный контекст ведения ими бизнеса очень различается.
Мы считаем, что целесообразно в качестве отдельного вида толерантности выделить управленческую толерантность. Предмет такой толерантности составляют достаточно полно изученные в социальной психологии отношения руководства-подчинения, а также практикуемые в организациях стратегии обеспечения информационной безопасности и конкуренции. Так, например, О.С.Дейнека считает, что продуктивным подходом к обеспечению информационной безопасности фирмы является концепция корпоративной идентификации. Процесс идентификации компании ее служащими начинается с создания отчетливого корпоративного имиджа и продолжается в совместном обучении работников фирмы по программам, ориентированным на развитие навыков сотрудничества. Относительно конкуренции отмечается, что с психологической точки зрения более щадящей является конкуренция групп, а не личностей, то есть, конкуренция, основанная на межгрупповых механизмах идентификации.
Активно пополняется эмпирическая база в области изучения политической толерантности. В большом исследовании М.Пеффли, П.Нидж и Дж.Харвитца, посвященном влиянию взаимодействия разных ценностей на политическую толерантность, было выявлено, что конфликт ценностей возникает по мере возрастания политической снисходительности по отношению к группам, которые не нравятся, а усиление конфликта делает людей более восприимчивыми к контр-аргументам. При этом эмпирическим путем было обнаружено, что, сталкиваясь с эквивалентными аргументами, люди легче расстаются со своей толерантной оценкой, чем с интолерантной. Этот вывод фактически означает, что интолерантность более устойчива, чем толерантность.
Проблеме подтверждения выявленных в лонгитюдинальном исследовании 1976-1998 гг. тенденций возрастания толерантности в Американском обществе посвящено исследование Дж.Мондака и М.Сандерса. Указанные тенденции были выявлены с помощью 15-шкального социального опросника GSS (General Social Survey), ориентированного на измерение отношения к пяти таргет-группам. В исследовании обнаружилось, что с помощью этого опросника могут быть подтверждены только крайние тенденции, в то время как важно понимать такие контекстуальные характеристики интолерантности, как ее широта и глубина. Поскольку в исследовании респондентов спрашивали о том, готовы ли они предоставить оцениваемым группам такие же права, какими обладают граждане, широта интолерантности определялась количеством групп, которым респонденты готовы предоставить такие права, а глубина интолерантности определялась тем, какие именно права могут им быть представлены. То есть, характеристики широты и глубины интолерантности могут определяться показателями того, сколько носителей отличающихся признаков и сколько самих таких признаков человек отвергает.
В задачи одного из научно-прикладных политологических исследований, с результатами которого мы имели возможность подробно ознакомиться, входило измерение уровня толерантности в трех регионах России: Карелии, Псковской и Калининградской областях.
В качестве показателя толерантности в этом исследовании служили ответы респондентов на вопросы о предпочтении ими жестких или мягких методов борьбы с экстремизмом; о существовании таких групп людей, по отношению к которым респонденты не могут быть терпимыми; о том, верят ли респонденты в то, что наше общество будет толерантным, а также - на ряд вопросов об отношении к прибывающим на территорию их проживания мигрантам.
По данным этого исследования, жители Калининградской области по совокупности индикаторов характеризуются наименьшей степенью толерантности по сравнению с Карелией и Псковской областью. Причем, наиболее толерантными в исследовании выглядят жители Карелии. Кроме того, меньшей толерантностью, по сравнению с жителями районных городов, характеризуются жители региональных центров.
Полученные результаты относительно Калининградского региона авторы объясняют спецификой его «островного» положения, когда область представляет собой, фактически, окруженный «котел», в котором «варятся», не имея возможности уехать, самые разные этнические группы. Что же касается меньшего уровня толерантности, выявленного в районных городах по сравнению с региональными центрами, то этот факт авторы объясняют тем, что различные этнические конфликты чаще всего происходят именно в центральных городах (где сконцентрирована торговля, производство, куда, как правило, стремятся различные мигранты), а не на периферии.
С точки зрения социальной психологии, нам представляется, что объяснение большей толерантности в Карелии и меньшей в Калининградской области может быть связано с идентичностью жителей этих регионов – большей идентичностью в Карелии (национальной республике с богатыми культурными традициями) и меньшей в Калининградской области, основная масса населения которой прибыла на эту территорию из других регионов после окончания Второй мировой войны (в этой ситуации вновь прибывшие представляют собой известную угрозу). Это наше объяснение соотносимо с эмпирическими выводами Дж.Берри и М.Плизента о том, что позитивная этническая идентичность приводит к толерантности, а угроза этой идентичности – к нетерпимости и этноцентризму.
Нельзя не признать, что в настоящее время наиболее богатой является эмпирическая база этнической и межкультурной толерантности, а исследования в этой области выглядят наиболее привлекательными, в особенности для психологов и социологов.
Практический заказ, стимулирующий накопление эмпирических данных в области этого вида толерантности, связан, с одной стороны, с повышением мобильности людей в таких сферах деятельности, как международное деловое партнерство, учебные обмены, деловой и развлекательный туризм. С другой стороны, явное повышение общественного и научного интереса к этнической и межкультурной толерантности обусловлено активизацией миграционных потоков, возрастанием этнической напряженности в ряде регионов, усилением тенденции протестного поведения (экстремизм, ксенофобия, терроризм).