Курган 4, до раскопок представлявший собой овальную расплывшуюся насыпь, оказался двумя слившимися курганами, получившими в процессе раскопок обозначения 4 (1) и 4 (2).
В кургане 4 (1) на дне могилы вытянуть на спине лежал скелет очень пожилого мужчины, в районе пояса которого были найдены подковообразная спиралеконечная застежка с дугой треугольного сечения и узкой иглой (рис. VII: 3) и железный нож (рис. VII: 1). В ногах стоял горшок, изготовленый на гончарном круге (рис. X: 4), на дне которого лежала монета (рис. VII: 2).
Курган 4 (2) возводился спустя некоторое время, на его сооружени, возможно, пошла часть насыпи кургана 4 (1). Погребение в кургане 4 (2) было совершено в могильной яме, впущенной в уже готовую насыпь кургана так, что погребенный дерн был едва прорезан. К сожалению, погребение оказалось частично разрушенным корнями росшей над ним сосны. У головы погребенной были найдены одно целое серебряное височное кольцо с напушенными на него серебряными полыми бусинами, украшенными зернью (рис. VIII: 1), и фрагменты аналогичного, реставрированного в древности свинцово-оловянистым сплавом. От второго височного кольца сохранились только следы проволоки и 2 серебряных полых зерненых бусины (рис. VIII: 2). На одном из колец сохранилась бронзовая трапециевидная подвеска с колечками (рис. VIII: 5). В области шеи находились три ожерелья, порядок бус в двух из них удалось восстановить. По самому горлу шла короткая нитка, на которой были нанизаны 4 золотостеклянных зонных бусины (рис. VIII: 7), ниже располагалась нитка в основном синего рубленного бисера, в центре которой находились более крупные рубленые голубая и две синих бисерины (рис. VIII: 8). Третья нитка бус была составлена из хаотически расположенных красных, зеленых и фиолетовых зонных бусин (рис. VIII: 9). Справа в районе пояса были найдены пряслице розового шифера (рис. VIII: 6) и остатки одностороннего костяного гребня (рис. VIII: 3), подвешенного к проволочному железному колечку (рис. VIII: 4). По всей вероятности, эти предметы крепились либо к поясу, либо к несохранившейся тесемке, свисавшей с пояса. В ногах могилы, ближе к ее северному углу, стоял лепной горшок “стройных пропорций” с высоко расположеным ребром. Под венчиком его охватывал обруч из узкой железной полосы (рис. X: 5) – также вероятное свидетельство ремонта сосуда.
Курган 5 – последний из курганов могильника – был возведен на самом краю бескурганной части. Судя по стратиграфии разрушения насыпи, она имела какое-то, по всей вероятности, деревянное, несохранившееся крепление, сдерживавшее песчаное тело насыпи. Во впущенной в уже готовую насыпь могиле, глубина которой от поверхности материка достигала 15-20 см, был расчищен женский скелет, ориентированный головой на запад. На черепе погребенной было найдено проволочное височное кольцо с завитком наружу, на нем на цепочке из двойных колечек, прикрепленной к пятиугольной обоймице, находились трапециевидные привески (рис. IX: 1). В районе шеи было собрано ожерелье из желтых лимоновидных бус и многочастных пронизок (рис. IX: 5). На правое запястье был надет бронзовый орнаментированный браслет (рис. IX: 2), а в районе пояса найдены небольшой железный нож (рис. IX: 3) и остатки одностороннего костяного гребня в футляре (рис. IX: 4). В ногах стоял небольшой круговой горшок, украшенный врезным линейным орнаментом по всей высоте и пояском из косых насечек по плечику (рис. X: 6). На дне ровика в западном секторе кургана был найден развал большого кругового горшка, украшенного врезными линиями и многорядной волной (рис. X: 7).
Значительно позднее времени возведения курганов, очевидно, уже в эпоху позднего средневековья, территория могильника вместе с курганами оказалась распахана. Насыпи были частично снивелированы, песок на вершине уцелевших частей насыпей оказался перемешан и слабо гумусирован. Так же перемешан оказался слой бескурганного могильника, не перекрытый курганами. Глубина вспашки составила 10 - 15 см. Некоторое количество кальцинированных костей и отдельные оплавленные вещи попали в верхнюю часть курганных насыпей. В связи с этим представление о характере слоя бескурганного могильника дает нижняя часть курганов. Это интенсивно-черного цвета гумусированный песок, насыщенный пережженными костями и мелкими фрагментами лепной керамики.
Исходя из полученных данных, развитие погребального комплекса Которск IХ представляется следующим образом. Первоначально могильник функционирует как место помещения кремированных останков на поверхности земли. К сожалению, невозможно точно установить, были эти погребения урновыми, находились ли в туесках, каких-либо иных вместилищах или просто высыпались на поверхность земли. По наличию реконструируемых комплексов отдельных погребений можно утверждать, что прах погребенных не смешивался. Судя по хронологии и планиграфии, курган 2 возник на краю могильника, не затронув его. Позднее сооружаются курганы 3, 4 (1), 4 (2), 5, перекрывающие западный и северо-западный края могильника. На их сооружение пошли дерн и грунт с прилегающей части могильника. Курган 1 представляет собой так и не использованную для погребения "курган-заготовку". Верхняя дата ингумаций (последняя треть ХI века) совпадает со временем прекращения жизни на поселении. Очевидно, могильник прекратил свое функционирование в момент переноса погоста на новое место, на территорию современной деревни Которск.
Данных о начале функционирования могильника и его хронологическом соотношении с поселением немного. Однако, судя по наличию и там, и там редкого типа хрустальных бус, могильник начал функционировать до пожара, произошедшего на поселении около середины Х века. Не исключено, что первые погребения могли совершаться и вскоре после основания поселения в конце IX столетия.
Таким образом, перед нами новый тип памятников с так называемой "археологически неуловимой" погребальной обрядностью, ибо в случае интенсивной распашки от него практически ничего бы не осталось. Примером может служить подобный, судя по всему, могильник, зафиксированный на окраине древнерусской курганной группы Которск III. Здесь под насыпью кургана 17 обнаружены кальцинированные человеческие кости и остатки набора женских украшений, побывавших в огне (рис. XI): трапециевидная привеска с тисненым орнаментом (рис. XI: 1), трапециевидные привески на пятиугольных обоймицах (рис. XI: 2, 3), узкий браслет трехгранного сечения (рис. XI: 10), двучастная пронизка желтого стекла (рис. XI: 18), остатки монотовидной привески (рис. XI: 9) и др. Круг ближайших аналогий этим украшениям тот же: сопки у деревни Сковородка, второй ярус погребений у деревни Репьи, близлежащие могильники Которск IХ, ХI, ХV. В поле кургана 22 найдены фрагменты круглой в сечении бронзовой проволоки (рис. XI: 20, 22), обожженная сердоликовая призматическая бусина (рис. XI: 24), оплавившаяся серебряная монета или монетовидная привеска (рис. XI: 25). Курганы 17 и 22 располагались в юго-восточной части группы. Характер растительности позволяет утверждать, что в недавнем прошлом здесь было распахиваемое поле. Заложенный вблизи курганов раскоп слоя костей и находок, аналогичного слою Которска IХ, не выявил. В раскопе была найдена лишь оплавленная узкая бронзовая пластинка (рис. XI: 21). В разведочной траншее, заложенной на восточной окраине могильника, найден железный предмет, по-видимому, игла фибулы.
Интересно, что уничтоженный распашкой могильник локализуется в пространстве между древнерусскими курганами второй половины XI–ХII веков с трупоположениями и курганом 1, представлявшим собой насыпь с кремациями, по все признакам относящуюся к насыпям культуры длинных курганов. Точнее говоря, могильник локализуется между насыпью КДК и курганом 5, содержавшем женское трупоположение, среди найденных в нем вещей подвеска-иконка из оловянистого сплава (дата погребения на основании набора бус может быть определена достаточно узко – середина – третья четверть XI века).
Остатки аналогичного могильника были обнаружены при раскопках юго-восточной части курганной группы Которск ХI. Могильник располагался на пологом моренном склоне, южнее группы из четырех высоких курганов Которск IV, содержавших погребения по обряду трупосожжения на стороне, датировка которых может быть определена в рамках конца IX – начала XI века. Возведение древнерусского могильника второй половины XI–XII веков было начато значительно северо-западнее, лишь ближе к концу своего функционирования кладбище перекрыло западную часть бескурганного могильника. Находки, сделанные в слое погребенного под насыпями курганов дерна и в двух небольших разведочных раскопах к северу и югу от курганов, аналогичны сделаным при раскопках бескурганной части могильника Которск IX (рис. XII).
Еще один аналогичный бескурганный могильник Которск XV был открыт на гребне и склоне моренной гряды между описанными Которск IX и XI, отделенный от обоих небольшими подболоченными низинами. На исследованной площади не выявлено никаких следов наземных погребальных сооружений, вещевой материал также полностью аналогичен материалу, происходящему из бескурганных частей этих могильников.
Как же определить общую культурную принадлежность данных “бескурганных” могильников? Круг аналогий вещам могильников наиболее полно представлен в сопках. Однако те же самые вещи мы встречаем и в локальных центрах IX-XI веков, часть из которых либо прекращает свое существование около середины Х столетия (Надбелье на Оредеже, Курская Гора в верховьях Луги), либо перерастает в древнерусские погосты (Которск, Передольский погост, Городец под Лугой). Как уже отмечалось выше, многие исследователи называют культуру данных поселений культурой сопок. На наш взгляд, более точно ее следует определять, в силу близости к культуре раннегородских центров (Ладога, нижние яруса Новгорода, Псков Г, Рюриково городище, Городок на Ловати), как ранний этап древнерусской. В этом контексте описанные выше могильники наряду с сопками, поздними насыпями культуры длинных курганов и другими погребальными памятниками конца I тысячелетия н.э. выступают как дохристианские захоронения населения формирующейся Новгородской земли. Отметим, что в поздних насыпях культуры длинных курганов отчетливо видны комплексы древнерусского характера (Которск ХII, Рапти-Наволок-III) [23]. Все это говорит о нивелировке традиции в сфере живой культуры, в частности, в области женского убора, накануне распространения обряда трупоположения, так или иначе являющегося результатом христианизации. В связи с этим нам представляется, что поиск однозначных вариантов построений генетических цепочек от памятников второй половины I тысячелетия к древнерусским без учета подобных памятников невозможен.