«Вечный мир» 1508 г.
«Вечный мир» 1508 г. продержался лишь четыре года. В 1512 г. началась очередная Русско-литовская война. На этот раз Сигизмунду удалось заключить союз с крымскими ханом Менг-ли-Гиреем, которому он подарил 15 тысяч червонцев. В мае сы­новья хана, Ахмат и Бурнаш-Гирей, напали на Русь, но московс­кие воеводы нанесли им сокрушительное поражение. Перепуган­ный хан писал Василию Ивановичу, что дети пошли в поход без его приказа. Тем не менее в июле и октябре татары вновь разоря­ли Рязанские земли. То, что татар на Русь натравливает польский король, в Москве узнали очень быстро. К тому же стало извест­но об аресте королевы Елены (сестры Василия III): её по неизве­стным причинам три дня продержали в Трокском замке. Ситуа­цию подогревал Михаил Глинский, смертельно ненавидевший польского короля и его двор. Честолюбивый князь завёл пере­писку с магистром Тевтонского ордена, маркграфом бранденбург-ским Альбрехтом, который желал вернуть утраченные пред­шественниками земли и тоже готовился к войне против Сигиз-мунда.
19 декабря 1512 г. Василий III лично выступил в поход на Смоленск. Вместе с ннм отправились воеводы Даниил Щеня и И. М. Репня-Оболенский, братья великого князя Юрий и Дмит­рий, Михаил Глинский. Экспедиция была подготовлена с боль­шим размахом: один только Псков выставил для неё тысячу пи-щальников. Всего же русская армия насчитывала около 60 тыс. чел.
В январе 1513 г. рати Василия III подошли к Смоленску. Осада продолжалась шесть недель, был предпринят и штурм. Как сообщают летописцы, великий князь дал псковским пищальникам три бочки мёда и три бочки пива, и в полночь они двинулись на крепость вместе с пехотой из других городов. Посошные люди несли «примет», т. е. деревянные прикрытия для штурмующих. Однако крепостная артиллерия встретила нападавших метким ог­нём. Штурм был отбит с большими потерями для русских* В кон­це февраля 1513 г. Василий III приказал снять осаду.
В июле 1513 г. великий князь предпринял второй поход на Смоленск. Русские вновь осадили город и вновь не смогли до­биться успеха. Не принесли успеха также осады Витебска и По­лоцка. В конце ноября великий князь возвратился в Москву, но уже в феврале 1514 г. «приговорил… что ему итить к Смоленску втретие».
В середине апреля передовые отряды русских под началом
Михаила Глинского уже стояли у города, а в мае началась очеред­ная осада. На этот раз воеводы учли опыт предыдущих походов: в войске Василия III было множество пушек. Действиями рус­ской артиллерии распоряжался некий пушкарь Стефан, который действовал очень успешно. Одно из выпущенных им ядер попало в крепостную пушку и разбило её, ранив много воинов. Другой раз Стефан выстрелил множеством мелких ядер (картечью) в са­мую гущу защитников крепости. 30 июля 1514 г. Смоленск пал. Некоторые современники, а за ними и историки утверждали, что немалую роль в таком исходе сыграла деятельность М. Глинско­го, который, по словам хрониста Мацея Стрыйковского, вёл пе­реговоры с «жолнерами и иными смоленскими боярами»49. Си-гизмунд в послании к брату, венгерскому королю Владиславу, не­доумевал, почему крепость, выдержавшая в минувшие годы столь жестокие обстрелы и штурмы, теперь сдалась неприятелю.
Так или иначе, захват Смоленска определил ход дальнейших событий. 7 июля без всякого сопротивления сдался русским вой­скам Мстиславль, 13 августа мещане Кричева и Дубровны при­слали послов к Василию III и принесли ему присягу. Как справед­ливо отмечал историк Е. И. Кашпровский, «с присоединением к Москве Смоленска днепровская область осталась без прикрытия» .
Вскоре, однако, русские войска постигла неудача. Сигизмунд бросил против них армию одного из лучших своих полководцев, Константина Острожского. 8 сентября 1514 г. он наголову раз­громил воевод Ивана Челяднина и Михаила Голицу. По свиде­тельству московских летописцев, главной причиной поражения стало «несогласие» между военачальниками: первый в бой всту­пил Голица, а Челядин из зависти его не поддержал, потом литов­цы напали на самого Челядина, и тогда Голица ему ие помог.
Как только распространилась весть об Оршанском пораже­нии, Мстиславль, Кричев и Дубровиа «отступиша к королю». К. Острожский пытался отбить н Смоленск, причём надеялся больше ие на силу оружия, а на заговорщиков, которые подбива-
ли горожан открыть королевским войскам ворота. Однако мос­ковский наместник Василий Васильевич Шуйский раскрыл заго­вор и приказал повесить его участников на городской стене. При этом каждый из казнённых был повешен с тем подарком, кото­рый он получил от короля: получившего шубу — повесили в шубе, тому, кто получил ковш или кубок, — привязали подарок на шею и так повесили. Не сумев захватить Смоленск, К. Острожский отступил.
После взятия русскими Смоленска и битвы под Оршей война с попеременным успехом продолжалась ещё много лет, до 1522 г. В январе 1515 г. псковский наместник А. В. Сабуров совершил дерзкий набег на Рославль, захватил его и вернулся с большой добычей. В ответ королевские жолнеры во главе с Янушем Свир-чевским сожгли Торопец. Летом следующего, 1516 г. войско кня­зя А. Горбатого осадило Витебск, однако вскоре было отозвано из-за начавшегося вторжения татар. Осенью 1517 г. войска К. Острожского напали на Псковские земли. Они предприняли не­удачную попытку захватить Опочку, от стен которой были отби­ты гарнизоном во главе с наместником Василием Салтыковым-Морозовым. Узнав, что к Опочке спешат московские воеводы, литовцы ушли.
В следующем, 1518 г. московские рати опустошили окрестно­сти Слуцка, Минска, Могилёва, вновь осаждали Витебск, где «острог взяли и посады пожгли и людей многих побили». Цент­ральным эпизодом этого похода стала осада ПоЛоцка, которая вновь обернулась для русских большой неудачей. Тогдашний по­лоцкий воевода Ольбрахт Гатшольд совершил успешную вылаз­ку и, как сообщает псковская летопись, «в Двине истопиша моск­вич много».
В 1519 г. на Польшу и Литву обрушилась большая беда: в войну против Сигизмунда вступил Тевтонский орден. До этого, в течение нескольких лет, его магистр, курфюрст бранденбургский Альбрехт ограничивался обещаниями. Дело решила большая сум­ма денег, которую Василий Иванович направил на содержание орденского войска. Характерно, что Ливонский магистр Плеттенберг к этому союзу отнёсся весьма скептически. «Я к московскому го­сударю живу поближе прусского магистра, — говорил он послу Альбрехта, — и русский обычай знаю: на словах сулят, а на деле не исполняют»51. Московская армия в 1519 г. разорила окрестности Минска и Могилёва, но не смогла взять ни одного города.
Ещё в 1517 г. Максимилиан начал хлопоты о заключении мира между Василием III и Сигизмундом. При этом он преследовал свои, вполне конкретные цели: император хотел втянуть Россию в войну с Турцией и предотвратить её сближение с Францией, враж­дебной дому Габсбургов. В Москву отправился талантливый дип­ломат Сигизмунд Герберштейн, который впоследствии составил интереснейшие «Записки о московитских делах». Однако выпол­нить своей миссии он не смог: когда Герберштейн уже договорил­ся о приезде в Москву польских послов, К. Острожский начал свой набег на Псковские земли. В 1519 г. Максимилиан умер, и правителем Священной Римской империи был избран его внук, 19-летний Карл Габсбург, являвшийся также королём Испании (с 1516 г.). Новый император получил очень непростое наследство и вскоре был вынужден начать войну с Францией, которая претен­довала на часть его обширных владений. В этих условиях импе­рии стало не до посредничества между русским государем и польским королём. Воюющие державы, впрочем, были настолько истощены, что стремились к миру сами. В августе 1522 г. рни подписали перемирие сроком на пять лет. Когда в 152,7 г. срок соглашения истёк, его продлили до 1533 г. Посредником высту­пил вновь приехавший в Москву Герберштейн. Заключить «пол­ноценный» мир никак не удавалось, потому что Сигизмунд упор­но не желал признавать переход к России Смоленска. Вскоре после подписания второго перемирия Василий женился на княжне Еле­не Глинской, родной племяннице знаменитого князя Михаила. Че­рез три года, 25 августа 1530 г., она родила первого сына Ивана, будущего царя Ивана Грозного.
Ещё раньше России, в 1521 г., из войны с Польшей вышел Тевтонский орден. Сигизмунд I разрешил Альбрехту Бранден-бургскому превратить свои владения в светское государство и стать герцогом прусским, но на правах вассала Польши. Таким обра­зом, возникала возможность объединения в руках одной динас­тии герцогства Прусского и маркграфства Бранденбургского, ко­торые с двух сторон охватывали польские земли на Балтике. Так завязывался ещё один, очень тугой узел противоречий.
В самой Польше рубеж XV—XVI вв. стал временем быст­рого расширения привилегий знати. В 1505 г. шляхта добилась издания так называемой «Радомской конституции». Отныне все законы в стране могли приниматься только с согласия Бального (общего) Сейма, особого высшего органа, ограничивавшего власть монарха в интересах феодалов.

Сейм состоял из двух палат. Верхняя именовалась Сенатом и возникла на основе существовавшего ранее Королевского совета. В состав Сената входили высшие должностные лица в государ­стве (воеводы, каштеляны, советники), многие из которых зани­мали свои должности пожизненно, а также верхушка духовенства во главе с архиепископом Краковским. Низшая палата называ­лась Посольской избой и состояла из депутатов, избираемых шляхтой и горожанами от отдельных местностей и городов. Для выбора депутатов шляхта собиралась на свои провинциальные сей­мики, где порой пылали нешуточные страсти. Интересно, что рас­пределение сеймиков не вполне соответствовало административ­ному делению страны. Иногда в одном воеводстве созывалось несколько сеймиков, а иногда шляхта нескольких воеводств соби­ралась на один сеймик. Так, Познанское и Калишское воеводство имело один общий сеймик в Шроде. По своим задачам сеймики бывали предсеймовые, выборные, междусеймовые, отчётные… Открывалась Радомская конституция фразой «Никаких нововве­дений» (Nihil novi), то есть любые её изменения запрещались. Магнатство и шляхта по-прежнему враждовали друг с другом, но
обе части аристократии не желали усиления королевской власти и рьяно оберегали свои привилегии.
В руководстве вооружёнными силами Польши и Литвы боль­шую роль играли гетманы. Само слово «гетман», по данным польских военных историков, было заимствовано в XV в. из Чехии и первоначально могло означать как командующего войс­ками во время войны, так и начальника городской стражи. При Сигизмунде I сложилась практика назначения постоянного глав­нокомандующего, который сохранял свои полномочия в мирное время и именовался «гетманом» или «великим гетманом». Пер­вым такую должность занял Ян Тарновский. С 1539 г. король назначал также гетмана польного, являвшегося командиром по­граничных войск. Кроме того, имелся «гетман надворный», кото­рый руководил войсками, состоявшими при монархе, но эта дол­жность оказалась эфемерной. Литовской армией командовал свой, особый гетман. Гетманы обладали очень широкими полномочия­ми: они набирали войско, судили солдат и офицеров, разрабаты­вали планы кампаний, но полностью их права и обязанности были определены гораздо позже описываемого времени, только в 1609 п, в так называемых «Артикулах гетманских».
Основу польского и литовского войска составляло феодаль­ное ополчение. В 1507 г. Вилеиский сейм принял ряд законов о несении шляхтой военной службы. Так, землевладелец, не явив­шийся во время войны на определённый ему пункт сбора, наказы­вался денежным штрафом. Если же он и после этого не шёл на службу, то мог подвергнуться смертной казни. Вдовы шляхти­чей, владевшие имениями покойных мужей, должны были направ­лять на службу слуг, а в случае неисполнения этой обязанности лишались земель.
В 1528 г. Виленский сейм чётко регламентировал размеры отрядов, которые формировали шляхтичи разного достатка. Со­гласно его решению владелец населенного имения от каждых вось­ми крестьянских дворов выставлял одного воина на «добром коне», в полном вооружении. Год спустя сейм издал подробный устав, по
которому тот, кто имел семьсот «служеб», выставлял сто ратни­ков («пахолков») на конях и с оружием. Владельцы четырёхсот «служеб» снаряжали в поход пятьдесят пахолков, тот же, у кого имелось только восемь «служеб», должен был ехать сам. Совсем бедные шляхтичи, не имевшие крестьян, также призывались в войско сами, но требования к вооружению для них были ниже. В случае необходимости гетман мог также созвать общее ополче­ние. Тогда жители каждого района страны («повета») собирались под своей «хоругвью». Заметную роль играли в войске иност­ранные наёмники: немцы, французы, итальянцы и др.
Политический идеал польской знати был высказан ещё в кон­це XV в. историком Яном Длугошем: «Порядок и свобода в ко­ролевстве основываются не на власти короля, но на власти его советников и знатных людей в государстве»52. К сожалению, на практике власть «знатных людей» зачастую не приносила ни по­рядка, ни свободы. Положение крестьян было чрезвычайно тя­желым. Закон 1543 г. фактически превращал их в крепостных н полностью передавал под юрисдикцию хозяев. Воеводы и намес­тники из числа магнатов как в Польше, так и в Литве Допускали всяческие злоупотребления. В 1528 г., во время пребывания Си-гизмунда в Вильно, к нему явилась делегация жителей Витебска, которые жаловались, что воевода Иван Сапега чинит им «крив­ды и тяшкости», вводит новые поборы, а несогласных сажает на цепь. После долгого следствия Сигиэмунд счёл Оапету винов­ным и назначил в Витебск нового воеводу — Яна Глебовича. Мэдо!-имец, впрочем, проиграл мало, ибо в том же году стал воеводой подляшским.
Василий III относительно своих подданных пользовался Неиз­менно большей властью, чем его коронованный собрат в Польше. Сигиэмунд Герберштейн, который в целом относился К Руси с известной симпатией, писал о государе: «Он применяет свою власть к духовным так же, как и к мирянам, распоряжаясь беспрепят­ственно и по своей воле жизнью и имуществом всех; из советни­ков, которых ои имеет, ни один не пользуется таким значением,
чтобы осмелиться разногласить с ним или дать ему отпор в ка­ком-нибудь деле. Они открыто заявляют, что воля государя есть воля Божия и, что ни сделает государь, он сделает по воле Божи-ей». Когда Герберштейн спросил старого боярина, бывшего прежде послом в Испании, зачем он так суетится и унижается во время придворных церемоний, тот многозначительно заметил: «Сигиз-мунд, у нашего государя иной обычай службы, чем у твоего»53. Хотя все важнейшие государственные дела Василий III обсуждал с Боярской Думой, он мог весьма резко оборвать неугодного со­ветника. Так, боярину Берсеню Беклемишеву, спорившему с го­сударем о судьбе Смоленска, Василий заявил: «Ступай, смерд, прочь, не иадобен ты мне».
Тем не менее именно знатные бояре были главными помощ­никами великого князя в решении важнейших вопросов государ­ственной жизни. Они не только заседали в Думе, но назначались воеводами, становились волостелям» и наместниками в отдель­ных землях. Наместники в то время обладали очень большими полномочиями, сосредоточивали в своих руках административную, судебную и военную власть. При этом жалованья за службу они не получали, но могли «кормиться» за счёт населения. Приехав­шего на «кормление» наместника население встречало «выезжим кормом», а затем, два-три раза в год (на Пасху, Рождество, Пет­ров день), поставляло ему «урочный» (основной) корм в виде самых разных продуктов: хлеба, мяса, рыбы, фуража для лоша­дей и проч. Кроме того, в пользу наместника поступала часть по­шлин с торгов и лавок, судебные пошлины. Общий размер этих повинностей был довольно велик, что обеспечивало существова­ние не только самого наместника, ио и его семьи, а также много­численной челяди. К несчастью, «кормленщики» часто самоволь­но увеличивали поборы и прямо-таки грабили население. В этом плане русские порядки мало отличались от литовских.
Кроме бояр, большую роль в государственном аппарате Руси играли чиновники-дьяки. Именно они вели текущую работу в цен­тральных учреждениях, среди которых особенно заметное место
занимал Разряд (Разрядный приказ), ведавший личным соста­вом вооружённых сил и поместными окладами. Периодически Разряд проводил особью смотры для дворян. На этих смотрах определялась способность каждого из его участников к воинской службе, размер земельного или денежного жалованья. Внешний вид и вооружение конного дворянского ополчения времён Васи­лия III довольно ярко описал С. Герберштейн: «Обыкновенное оружие у ннх составляют лук, стрелы, топор и палка, наподобие булавы, которая по-русски называется кистень, по-польски бас-салык. Саблю употребляют более знатные и более богатые… Хотя они вместе и одновременно держат в руках узду, лук, саблю, стре­лу и плеть, однако ловко и без всякого затруднения умеют пользо­ваться ими. Некоторые из них носят латы, кольчугу, сделанную искусно, как будто из чешуи, и наручи; весьма немногие имеют шлем, заострённый кверху наподобие пирамиды. Некоторые но­сят платье, подбитое ватой (тегиляй. — А. М.), для защиты от всяких ударов. Употребляют они и,копья»54.
С. Герберштейи писал также о русской артиллерии, но оцени­вал её довольно скептически. «Теперь государь, — говорится в « Записках…», — имеет пушечных литейщиков, немцев и италь­янцев, которые, кроме пищалей и воинских орудий, льют также железные ядра, какими пользуются и наши государи, но моско­виты не умеют и не могут пользоваться этими ядрами в сраже­нии,’ так как у них всё основано на быстроте…»55. Впрочем, как видно из приведённого выше рассказа об осаде Смоленска, при «обложении»1 городов русская артиллерия могла действовать впол­не успешно.
Заметно возросла во времена Василия Ш роль вооружённой огнестрельным оружием пехоты — «пеших пищальников». Упо­минаются в документах также «конные пищальники», но в силу существенных недостатков фитильного замка, в частности доволь­но сложной процедуры подготовки оружия к выстрелу, широкого распространения в кавалерии огнестрельное оружие ещё ие по­лучило.

В таком состоянии находились две противоборствующие дер­жавы, когда в начале декабря 1533 г. скончался Василий III. Фак­тической правительницей Московского государства стала моло­дая вдова государя, Елена Глинская. Однако на пути к упрочению её власти стояло немало препятствий. Очень опасен был брат Ва­силия III, дмитровский князь Юрий Иванович, который вполне мог начать оспаривать старшинство малолетнего племянника. Елена и её окружение поспешили принять превентивные меры: несчаст­ного Юрия арестовали в Москве сразу после похорон великого князя. Столь же решительно обошлась Елена с собственным дя­дей, Михаилом Глинским. Этот неукротимый честолюбец, видев­ший себя то первым вельможей в Литве, то киевским князем, пытался подчинить великую княгиню своему влиянию, но встре­тил противника в лице её фаворита, молодого князя Ивана Овчи-ны-Телепнева-Оболенского. В августе 1534 г. Глинского явно несправедливо обвинили в отравлении Василия III и посадили в тюрьму, где он вскоре умер. Подобная расправа очень испугала многих знатных бояр и князей. В том же году бежали в Литву боярин Иван Васильевич Ляцкий и князь Семён Фёдорович Вель­ский (племянникС. И. Вельского, из-за которого в 1500 г. нача­лась русско-литовская война). Правительница заподозрила, что побег является частью широкого заговора, и арестовала ещё ряд лиц, среди которых оказалось несколько аристократов «литовс­кого» Происхождения: Иван Фёдорович Вельский и Иван Ми­хайлович Воротынский с детьми.