Валерий ВОСКОБОЙНИКОВ

Довмонт,
князь Псковский

Художник

Петр Григорьев

Разрешено к печати
Издательским Советом
Русской Православной Церкви

источник информации: romanov-murman.narod

содержание:

• Изгнанник
  
• Встреча
  
• Поход на Полоцк
  
• Войны
  
• Мирная передышка
  
• Осада
  
• Женитьба князя
  
• Последнее сражение
  
• Меч Довмонта — святыня Псковской земли
  

ИЗГНАННИК

... И не стало ему места на своей земле.

Только конь, только меч да доспехи сохранились при нем. И дружина — три сотни воинов. Им тоже не было места на родине... И теперь, кто верхом, а кто пешком, направлялись они в чужие края, на милость тамошнего народа. Узкая извилистая дорога то поднималась на песчаные холмы, где стояли, слегка покачиваясь, прямые высокие сосны, то спускалась в низины, к хлипким подгнившим гатям, из-под которых сочилась рыжеватая мутная влага. Странный вид являли собой эти люди. Были среди них и опытные богатыри-воины со шрамами на лицах, и отроки, еще не успевшие вкусить хмель боя и почувствовать пристальный взгляд смерти, и жены с малыми детьми; их скудный скарб лежал на телегах, которые тащили худые лошади. Уходили они с родной литовской земли в русский город Плесков, что все чаще прозывался чуть покороче: Псков. А вел их туда князь Довмонт.

Происходило же это переселение в первых днях июня 1266 года.

* * *

Псков остался без князя.

Два месяца назад в центре крома — так во Пскове называли кремль — на площади у собора Пресвятой Троицы поднялись под вечевой колокол на степень — овальное возвышение, построенное из местного белого камня, — степенной посадник Гаврило Лубинич, воевода Давид Якунович и недавно присланный молодой князь Святослав Ярославич.

— Не нужен нам такой князь, другого ищите! — кричала толпа. — Пусть к родителю идет!

Посадник и воевода пытались утихомирить выборных от улиц. Сами понимали: не годится в правители князь. Ума — что у курицы, а спеси — как у царя. За короткое время сумел задеть многих бояр. А уж обиды посадским жителям нанес — не перечесть. Так ни с чем и вернулся Святослав к отцу, великому князю Ярославу Ярославичу, в город Переяславль (ныне Переславль-Залесский), утирая слезы да прячась от насмешек псковичей за спины отцовских дружинников.

Святослав приходился племянником Александру Невскому. А толку?! Коротка оказалась память у горожан. Забыли, как двадцать с небольшим лет назад дружина Александра Невского освободила Псков от немецких рыцарей, как после победы на Чуд-с ком озере стоял великий Александр на белой степени и как клялись ему, что всегда с радостью примут его потомков. Впрочем, племянник — не потомок, а всего лишь родственник, стало быть, нарушения клятвы нет. Кроме того, Новгород недавно отказал в престоле сыну Александра Невского, рассудив, что годами не вышел для высокой должности. А ведь тот на шесть лет старше Святослава! Чем это Псков хуже Новгорода? И ему не нужен несмышленыш.

Псков и Новгород одни на Руси выбирали себе князя, остальные города были наследственными вотчинами.

Так где же псковичам раздобыть князя — знатного мужа с храброй дружиной? Время на дворе тревожное. Того и гляди лишишься воли вместе с православной верою. Если не захватит языческая Литва, то вновь нагрянут немецкие рыцари. Или татары заявятся для страшного гостевания. С кем тогда обороняться от ворога

Вот так. Вече наворотило, а посаднику с воеводой разравнивай.

Прошло почти три месяца с тех пор, как город прогнал Святослава. И ждал посадник в эти дни важных гонцов кое от кого. Ждал с большим нетерпением, а вестей все не было. И это начинало страшить. Наконец новость пришла. Только совсем нежданная.

Полоцкий князь Герденя, ставленник великого князя Литвы Войшелка, вознамерился идти на Псков. Захотел присоединить его земли к своим.

— Вот и дождались, — с тихим стоном вымолвил степенной посадник. — Что делать будем, воевода?

— Три сотни воинов у города есть. Да ополчение соберем, — предложил воевода.

— Много ли наберем? — горько усмехнулся посадник. — Так долго не продержишься.

— Может, к Ярославу Ярославичу за подмогой послать?

— Пошлю. Если великий князь не обиделся за сына, то через недельку прибудет.

С женщинами и детьми малыми быстро не пойдешь — у каждого своя скорость. Тем не менее Довмонт построил отряд по всем правилам военного искусства. Впереди двигались пешие и конные разведчики. Затем следовали тридцать воинов при доспехах и мечах. Далее шагали остальные. Замыкали шествие три десятка вооруженных бойцов и несколько пар дозорных. В полной выкладке по жаре или по морозу не разгуляешься. Поэтому охрана периодически менялась: одни мужчины снимали доспехи, другие надевали, однако в кольчужных рубахах оставались все. Князь чередовался с воеводою и, отдыхая, кольчуги тоже не снимал.

Хотя земля вокруг принадлежала Великому княжеству литовскому, именно здесь и подстерегала их опасность.

Воевода, дядька Лука, крещенный до рождения Довмонта в православную веру, остановил коня рядом с князем.

— Уж скоро Змей-камень. Я чего боюсь: а ну как во Пскове передумали нас к себе допустить? Ежели мы на границе псковских бояр не встретим, идти нам далее или стоять и ждать?

— Я и сам думаю о том. Мы идем к ним как друзья, а не как враги. А потому их границу нам самовольно пересекать нельзя. Будем стоять, пока нас не примут. Ты же поедешь подтверждать уговор. Мы их не хотим воевать, мы убежища ищем. Взамен предлагаем дружбу и свою защиту.

К воеводе подскакал дозорный, что-то сказал негромко.

Лука нахмурился:

— Хотели тихо пройти, князь, — не получается. Впереди отряд рыцарей, с большим полоном. Двух наших лазутчиков повязали.

— Хороши же лазутчики, что дали себя полонить! — сурово произнес Довмонт. — Много их, рыцарей?

— Десятка полтора-два.

Немцы время от времени бродили по землям соседей, захватывая хоть конскую упряжь, хоть людскую обувку, а хоть и владельцев этого добра. Людей можно было продать на любом торге. Да и самим рыцарям всегда требовалась прислуга.

На случай такой встречи у Довмонта с дядькой Лукой был план. Немедленно часть всадников подалась влево, другая часть — вправо. Негромко лязгнули доспехи.

— Я буду держать спереди, ты ударишь сзади, — напомнил князь.

Воевода согласно кивнул, и по взмаху его руки часть воинов отправилась вслед за ним.

Литовцы врубились клином между рыцарями и их пленниками. Началась схватка. Длилась она недолго. Довмонту и ударить как следует не довелось. Разве что помял пару-другую вражьих шлемов длинным мечом. Скоро те, кто гнали в плен, сами оказались пленниками.

Один из рыцарей оборонялся особо яростно. Трое Довмонтовых воинов упали наземь, сраженные его мечом, у двух сквозь кольчуги проступили кровавые пятна.

Лошадь под этим рыцарем крутилась и скалилась, словно дикий зверь. Очутившись позади Луки, рыцарь уже занес меч для смертельного удара, но тут подоспел Довмонт. Вырвав у пешего воина копье, он ткнул немца в сверкающее металлическое оплечье, и рыцарская рука с мечом бессильно поникла. Через мгновение литовские ратники стащили вояку с бешеной лошади.

Когда же сняли с рыцарей доспехи, обнаружилось, что большинство из них еще и к настоящему мужескому возрасту не подобрались. Это были младшие сыновья обедневших немецких баронов. Железные мечи да панцири, наспех выкованные городским оружейником, — вот и все их снаряжение. Потому и победа над ними досталась столь легко.

Воины Довмонта быстро и умело связали их по рукам и соединили веревкой попарно, чтобы не смогли убежать.

У предводителя рыцарей, высокого, тощего, длиннорукого, через всю щеку шел шрам, возможно полученный в Крестовом походе. Именно этот немец чуть не лишил воеводу головы. Теперь и вторую его щеку украсила красная полоса. Наверное, кто-то, стаскивая на землю, приложил к нему свое оружие. Лошадь у предводителя была упитанная, да и конская сбруя выглядела богато. Не то что у подчиненных!

Два Довмонтовых молодца, заломив ему здоровую руку за спину, поставили его перед князем для допроса.

А вопросы были обыкновенными: откуда прибыл? Как зовут? Кто послал на разбой? Какие места пограбил?

Довмонт язык немцев и русичей знал с юных лет.

Сначала предводитель гордо мотал головой, не желая разговаривать. Потом выдавил:

— Не твоим холопам держать меня, князь! Прикажи им отойти в сторону. Не убегу. Тебе достаточно моего слова?

По княжескому кивку молодцы отпустили рыцаря. Он сразу принял благородную осанку и представился:

— Барон Лукас из Зальцбурга.

— Дядька Лука, мы тебе тезку нашли, — засмеялся Довмонт.

— Кому обязан пленением?

Возможно, барон уже не в первый раз попадал в плен и потому, в отличие от своих молокососов, не волновался. Наверняка думал: “Дело житейское — сегодня ты кого-то поймал, завтра — он тебя. Будешь держаться с разумным достоинством — освободишься”.

— Перед тобой князь Довмонт, — сказал воевода.

— Сам Довмонт! — От изумления барон даже взмахнул пораненной рукой.

Александр Ярославич Невский в последний год жизни, перед отъездом в Орду, послал к своему сыну, новгородскому князю Дмитрию Александровичу, крепкую дружину и повелел отобрать у ливонских рыцарей Юрьев. Этот старинный русский город долго сопротивлялся захватчикам, которым помогали местные племена эстов и финнов, но силы были неравны, и после жестокой осады Юрьев пал. Немцы переименовали город в Дерпт, восстановили разрушенные и построили новые укрепления. Теперь город окружали каменные стены. Магистр Ливонского ордена, пройдя по верху внешней стены, объявил город неприступным. Тем не менее новгородцы выступили в поход. По пути к ним присоединились литовский князь Довмонт и полоцкий князь Товтивил, племянник великого князя Литвы Миндовга. У Довмонта был план, как вернуть Юрьев-Дерпт под русское крыло. Князь Дмитрий Александрович согласился с этим планом.

Литовские конники уничтожили несколько мелких отрядов рыцарей на подступах к Дерпту и приблизились к крепостным стенам. Однако брать город не стали. Порешив, что сил для осады маловато, повернули вспять. Рыцари принялись их преследовать. Когда же немцы узнали, что конников возглавляет Довмонт, то поклялись изловить его и отвезти в железной клетке к магистру ордена.

Довмонт все сильнее углублялся в лес. Рыцари были уверены: не сегодня, так завтра поймают ненавистного князя. Они и не догадывались, что Довмонт нарочно заманивает их в чащобу. Лишь тогда поняли, что угодили в западню, когда ночью со всех сторон на их лагерь обрушились воины с факелами.

В темноте трудно различить, кто есть кто. Потому каждый дружинник Довмонта держал в левой руке горящую палку, а правой разил полусонных безоружных врагов.

Так был уничтожен цвет ливонского рыцарства, и немного погодя русские Дерпт взяли.

— Я немало слышал о твоей доблести, — сказал барон. — Стать твоим пленником — для меня высокая честь.

— Да, бивал я рыцарей, — согласился Довмонт. — В мой удел они вряд ли посмеют сунуться.

— Удел? На Руси? Ты разве не литовец?

Довмонт насупился. Сколько еще раз его будут вот так спрашивать! И что ему отвечать?

— Прикажите перевязать моих раненых, — попросил барон.

— Им помогут.

Довмонту не нужна была эта морока — пленные молокососы в дешевых доспехах. В другое время он с большой радостью поступил бы с пленниками по заведенному обычаю: получив выкуп, отпустил бы на волю. Но сейчас? Эти люди нанесли урон земле, где князь надеялся найти пристанище до конца жизни. Придется взять их с собой. Пусть псковичи разбираются с ними.

Довмонт подъехал к бывшим невольникам. Их по приказу воеводы уже кормили. Князь обратил внимание на баб и мужиков в одежде из грубого домотканого холста. Одежда была столь потрепапной, что даже нищие рыцари на нее не позарились.

“Крестьяне, — сообразил Довмонт, — трудились в поле и не заметили, как подкрались разбойники”.

Увидев, что чужеземный князь смотрит на них, они повскакали с мест и наперебой принялись кланяться. Довмонт перевел взгляд на людей, сидевших поодаль от крестьян. Босые, в длинных исподних рубахах, перепачканных кровью... Эти явно не даром достались немцам. “Воины, — решил Довмонт. — Да не рядовые, судя по тому, что рыцари оставили их чуть не нагишом”. Мужи с достоинством поднялись и отдали поклоны.

— Кто такие? — спросил князь самого пожилого.

Однако ответил другой — детина с синяком в пол-лица и перевязанным лбом.

— Не гневайся, князь, мы псковские бояре, вышли тебя встретить с почетом, да вот... — Он виновато пожал плечами. — Я же посадников сын, Лубок. А Гаврило Лубинич, отец мой, поджидает тебя во Пскове.

— Хотели путь тебе показать да оберечь от глупостей, — добавил человек, к которому поначалу обратился Довмонт. — Только глупость и случилась... На засаду напоролись.

Довмонт сочувственно улыбнулся и повернулся к барону:

— Вернуть боярам отнятое!

Барон шагнул к своим и смущенно распорядился. Связанные рыцари закивали на телегу, где лежало в тюках награбленное имущество.

Заполучив платье и кольчуги, псковские бояре поспешно оделись.

— Что, посланники, — спросил Довмонт, — ждут меня во Пскове?

— Ждут, князь. Принимает тебя Псковская земля со всем твоим родом.

К Довмонту подвели еще двоих из недавних пленников. Один, старый, с длинным лицом, напоминающим морду умной собаки, был лыс, седобород, желтокож и худощав. Другой, молодой, был светловолос, широк в плечах и крепко сбит. Этот нахально скалил зубы. Ну вылитый тать!

— Ты не лыбься, ты князю кланяйся, он спаситель ваш, — пристыдил его воевода Лука и обратился к боярам: — Что за люди? С вами шли?

— Да, от самого города, понадеялись на нашу охрану, — пояснил Лубок Гаврилович.

Светловолосый парень бросил несколько коротких фраз на непонятном языке старику, и тот немедленно поклонился почти до земли, прижав правую руку к сердцу.

Парень не шелохнулся.

— Не сочти за обиду, князь, не могу я согнуть спину, она у меня повреждена, а коли надо — готов на колени перед тобой пасть. И не смеюсь я вовсе, просто рот у меня дран.

— Чем промышляете? — спросил Довмонт.

— Врачеватели мы.

— А кто же тебя так изуродовал?

— Да это в Орде, когда я мальчишкой еще был.

— Так вы из Орды?

— Я из Орды, а уважаемый Ибрахим ибн Хаким, — парень показал на соседа, — знаменитый врачеватель из Бухары. Ибрахим то же самое, что Авраам или Абрам, зовите как удобно.

— А тебя как звать?

— Я Убайд. Толмач, потому как в Орде выучился на многих языках говорить, и ученик уважаемого Ибрахима ибн Хакима.

Знаменитый лекарь при упоминании своего имени снова учтиво поклонился.

— И каким ветром занесло вас в наши края?

— Званы к королю Миндовгу на службу.

— Так вы к Миндовгу?! — разъярился Довмонт. — Лука, казнить их немедленно!

Лекари испуганно переглянулись.

— А надо ли так, князь? — миролюбиво молвил воевода. — Подумай хорошенько. Ведь им что Миндовг, что филин ночной. Не их вина, если кто-то где-то предложил им выгодную службу. Прости уж ты их, пусть теперь тебе служат.

Довмонт тронул коня. Отъехав немного, бросил через плечо:

— Ладно, будь по-твоему.

— Ну, лекари, молитесь своим богам, не знаю, какие они там у вас. А еще лучше — благодарите князя! — посоветовал воевода. — Дарует князь вам жизнь, хоть и направлялись вы к его злейшему врагу. Впрочем, Миндовгу ваше умение теперь не надобно. Помер он. Послужите нам. Поглядим, какие-такие вы врачеватели.

Убайд перевел слова Луки старику. Тот опять учтиво поклонился и что-то сказал.

— Уважаемый Ибрахим ибн Хаким говорит, что рад встрече не только с отважным воином, но и мудрым мужем. И еще он говорит, что часто мучает тебя внутренний огонь — изжога, а ночью ты просыпаешься от боли в животе, — перевел Убайд.

— Ну, есть такое. Откуда вызнал? — удивился воевода.

— Несчастья и радости человека написаны на его лице, отважный воин. Уважаемый Ибрахим ибн Хаким предлагает тебя вылечить, потому как эти напасти малые. Старик утвердительно закивал головой.

— Потом, — отмахнулся Лука. — Не тот нынче день, чтобы думать о хворях. — Он дернул поводья коня, намереваясь проверить охрану лагеря.

Отъезжая, воевода с неодобрением покосился на странных животных, которые спокойно пощипывали травку. Вроде бы и лошади, да не лошади: ростом маленькие, уши длинные. На спинах плетеные короба, расписанные диковинными узорами.

— То наши ослы, — объяснил Убайд вслед воеводе.