Урожаи получали низкие: на одно зерно - три зерна; для того чтобы выплатить подати, крестьянам приходилось занимать лучшие, нередко огородные земли под коноплю и все более вытеснявший ее лен. Изнурительным был труд на барщине. В начале 1820-х годов владелец села Корпева Аполинской волости Горяинов заставлял своих крестьян работать на барщине по шесть, а иногда и по семь дней в неделю. Кроме того, с каждого тягла (крепостная повинность с мужчины в одной семье с 18 до 55 лет) он требовал пять фунтов ветчины, десяток яиц, одну курицу, одного гуся, полфунта гусиного пуха, по одной сажени дров, пять аршин холста и тай далее. За малейшие проступки крестьян били плетьми, заковывали в оковы. Жестокость и разнузданность некоторых господ не знала предела. В 1820 году Новоржевский земский суд рассмотрел дело о покушении на самоубийство крепостной помещиков Нелединских Агафьи Демидовой. Было установлено, что господа постоянно издевались над нею и наказывали плетьми три раза в неделю. Доведенная до отчаяния девушка дважды пыталась лишить себя жизни. Дело приняло широкую огласку, и суд постановил взять с помещиков Нелединских подписку в том, "что они будут обращаться с крепостными кротко и человеколюбиво". Примером такого "человеколюбия" может явиться продажа в 1820 году помещиком Креницьшым 39 женщин с детьми. Жестокий гнет и произвол вызвали в ряде губернии крестьянские восстания 1826 года. Этому способствовали слухи после смерти Александра I о скором освобождении крестьян и события 14 декабря 1825 года. Из восьми уездов Псковской губернии в семи произошли волнения крестьян, наиболее крупные - в Порховском и Новоржевском уездах. В апреле 1826 года крестьяне деревни Боскина Грива помещиков Конюшевских, в 35 верстах от Новоржева, пожаловались псковским властям на то, что барии разорил их тяжелыми платежами, забрал у них скот, земли и постройки. Представители власти ответили, что жалоба не соответствует действительности. Крестьяне взбунтовались, по донесению земского исправника, "совершенно вышли из повиновения законной власти помещика своего". Только в мае 1827 года волнение было подавлено. Главный бунтарь Никита Федоров был сослан в Сибирь, остальные участники наказаны плетьми. В деревне Павлово Кудеверской волости, принадлежавшей помещику Нагорному, крестьяне решили сжечь поместье, а барина убить. Выступление было подавлено. 18 мая 1826 года был обнародован царский манифест, в котором крестьянам разъяснялась ложность слухов об освобождении и содержалось предупреждение о жестоких наказаниях за участие в выступлениях против помещиков. Изданный в августе закон подтверждал это. Местные власти секретным циркуляром предписывали "ловить распространителей слухов и подавлять малейшие признаки волнений". Но волнения продолжались, и особенно в соседнем с Новоржевским Порховском уезде. Правительство, встревоженное крестьянскими беспорядками и располагавшее доносами о причастности к ним Пушкина, находившегося в это время в ссылке в Михайловском, направило в Новоржев своего агента. Секретный агент III отделения, чиновник коллегии иностранных дел Бошняк, использовавшийся ранее как провокатор среди членов Южного общества декабристов, приехал в Новоржев под видом "путешествующего ботаника". Для того чтобы не вызвать подозрений, Бошняк оставил в Бежаницах сопровождавшего его фельдъегеря Блинкова с "открытым листом" за № 1273 для ареста, куда нужно было внести только одну фамилию... Сам же последовал в Новоржев и остановился в гостинице. Перед ним стояла задача "исследования поведения известного стихотворца Пушкина, подозреваемого в поступках, клонящихся к вольности крестьянской, и в арестовании его, отправлении куда следует, буде бы он оказался действительно виновным". На месте дома, значащегося сейчас под № 60 но улице Германа, еще до войны сохранялось двухэтажное здание, первый этаж которого был кирпичным и где, по преданию, в пушкинские времена размещалась гостиница Дмитрия Котосова. Бошняк познакомился в гостинице с уездным заседателем помещиком Чихачевым, нанес визит уездному судье Толстому, смотрителю по винной части Трояновскому, навестил П. С. Пущина - генерала в отставке, жившего в своем имении Жадрицы неподалеку от города. По дороге в Святогорский монастырь, проезжая мимо Алтуна, родового поместья губернского предводителя дворянства А. И. Львова, нанес визит и ему. Местные помещики и чиновники, с которыми имел встречи Бошняк, осуждали свободомыслие и демократизм поэта. А. И. Львов, например, говорил, что "известные по сочинениям мнения Пушкина, яд, оными разлитый, ясно доказывают, сколь сей человек при удобном случае мог бы быть опасен". Но все единодушно отвергали обвинение поэта в подстрекательстве крестьян к бунту. Уездный судья Толстой, смотритель по винной части Трояновский сообщили, что "Пушкин живет весьма скромно. Ни в возбуждении крестьян, ни в каких-либо поступках, ко вреду правительства устремленных, не подозревается". Это подтвердили и Другие лица, с которыми имел дело "путешествующий ботаник",- настоятель Святогорского монастыря Иона, наблюдавший за поведением Пушкина, крестьянин монастырской слободы И. Н. Сталарев. Убедившись в несостоятельности обвинения, Бошняк отпустил фельдъегеря Блинкова и сам через некоторое время выехал в Петербург, чтобы доложить о неудаче своей миссии. Местоимение "мой" в приложении к Новоржеву характеризовало не только близость города к Михайловскому, но и определенный этап в поездках поэта по этому краю. Направляясь в Михайловское по самой короткой, находившейся всегда в исправном состоянии дороге Петербург - Луга - Боровичи - Порхов - Апгево - Бежаницы - Новоржев, Пушкин неоднократно бывал в нем и останавливался. При езде на почтовых станции, где происходила смена лошадей, располагались с интервалами 18- 20 верст. Таким образом, в направлении на Михайловское Новоржев являлся конечной станцией, вынужденной остановкой, поскольку почтовая гоньба па Святые Горы - Новгородку появилась позднее, в 1840-х годах, после постройки Варшавского шоссе. И если из Михайловского не высылали лошадей, нужно было заново "рядиться", отдельно нанимать их. Поэтому, естественно, при смене лошадей, перегрузке багажа и т. д. единственным местом в городе, где можно было согреться, отдохнуть, перекусить, являлась гостиница, находившаяся рядом с почтовой станцией. И не случайно ее хозяин Котосов, ставший впоследствии бургомистром, со знанием дела в разговоре с Бошяком охарактеризовал поэта как знакомого ему человека, скромного и осторожного, который "о правительстве не говорит" и о котором "никаких слухов по народу не ходит". Котосов в деталях сообщил, в каком костюме поэт появляется на Святогорской ярмарке. Все это было изложено тайным агентом в его докладной записке о Пушкине. Общественная жизнь такого уездного захолустья, каким являлся Новоржев в пушкинскую эпоху, была крайне ограниченной. Один раз в три года собиралось дворянское собрание в специально отстроенной для этого зале, к которой после крестьянской реформы будет сделана пристройка и там обоснуется дворянский клуб. После выборов предводителя дворянства давался бал. Ежегодно такой бал давал и. предводитель, обычно в своем поместье. В те годы, когда в городе и уезде была расквартирована воинская часть, увеселения устраивались чаще. Местных газет не было, а столичные газеты и журналы выписывали очень немногие. Появление опального поэта вызвало в уезде сенсацию, многие устремились в Михайловское. Но, как известно, Пушкин довольно быстро отвадил незваных гостей,

И в голос все решили так,
Что он опаснейший чудак.

Однако, несмотря па уединенный образ жизни, Пушкин в связи с рядом жизненных обстоятельств встречался со многими соседями то Новоржевскому уезду, тем более что некоторые из них являлись приятелями его родителей или доброго друга--П. А. Осиповен, владелицы Тригорского. Поэт посещал И. М. Рокотова, стехновского помещика, благодушного, легкомысленного, но не лишенного чувства чести дворянина (он, к примеру, отказался шпионить за Пушкиным), его брата Н. М. Рокотова, владельца села Маютино полковника в отставке, знакомого Пушкину еще до ссылки. Имеются сведения о том, что Пушкин посетил в селе Цевло богачей Креницыных. В сопровождении И. М. Рокотова поэт побывал у "хозяина земного рая" Д. Н. Философова в его имении Богдановское. Философов - эстет, владелец крепостного гарема - был жестоким человеком. Ходили слухи, что в гроте богдановского парка насмерть засекали не угодивших барину слуг. Грубость, невежество, самодурство и ограниченность, разговоры "о сенокосе, о вине, о псарне, о своей родне" свойственны были многим дворянам Новоржевского уезда. Были, правда, в этой среде и другие, передовые люди своего времени. Но не они определяли новоржевское общество. Знакомство с поместным бытом давало богатый материал для литературного творчества поэта. Прообразы его Новоржевских соседей мы находим в повести "Дубровский" (Львов - Иван Большой и Д. Н. Философов легко напоминают по складу характера и поступкам Троекурова) и в поэме "Граф Нулин". Соседи Лариных в "Евгении Онегине" - в обобщенном виде все те же Шушержпы, Рокотовы, Елагипы, Креницьгаы... Некоторые детали прямо взяты с Новоржевской натуры. Сюжет поэмы "Граф Нулин" заимствован из истинного происшествия, которое, как говорит автор, "случилось недавно в моем соседстве, в Новоржевском уезде". Героиня "Метели" венчалась в Жадрине, а поместье Пущина, которое знал поэт, называлось Жадрицы. Герой повести "Дубровский" носит фамилию по селу Дубровы, находившемуся неподалеку от Новоржева. И в других произведениях Пушкина нет-нет да и появляются знакомые лица "господ соседственных селений". ...С Новоржевской землей связана жизнь многих замечательных людей. В пятнадцати километрах от города по дороге на Опочку, в живописной местности, среди холмов Бежаницкой возвышенности, раскинулось село Жадрицы - центр одноименного сельского Совета. Некогда здесь было имение декабриста Павла Сергеевича Пущина. Ему Пушкин посвятил стихи:

В дыму, в крови, сквозь тучи стрел
Теперь твоя дорога,
Но ты предвидишь свои удел.
Грядущий наш Квирога .